18.01.2014

Предприятие, изготавливающее сувениры с олимпийской символикой

Семикаракорский фаянсовый завод — единственное предприятие в Ростовской области, которое имеет лицензию на выпуск продукции олимпийской тематики. Всего 86 различных наименований. Сейчас на предприятии активно готовятся к отправке изделий в Сочи, в заводском музее везде стоят коробки с посудой и сувенирами. Мы посетили предприятие и с помощью главного художника узнали, как создавались олимпийские сувениры.

«Гжель не успела»

– Мы сделали четыре с половиной тысячи сувенирных медведей, зайцев и гепардов, — рассказывает главный художник завода Вера Овчинникова. Она окончила художественно-промышленное училище им. Васнецова.

Мы входим в экспериментальный цех. Чтобы успеть сделать заказ Олимпийского комитета вовремя, мастерам пришлось на время отложить другие заказы. Сейчас работа почти закончена.

На входе в цех нас встречает двухметровый чайник «Богатырь». Он сделан из шамота — легкой глины. Вес — почти тонна. Расписан традиционными семикаракорскими узорами и украшен логотипом «Сочи-2014».

– Да, это наш «Богатырь», — улыбается Овчинникова. — Мы выставляли его в День города на большой площади, теперь он отправится вместе с нами к морю.

На полках в цехе стоят яркие и блестящие олимпийские звери, уже готовые к отъезду.

– Вам нравятся эти сувениры? — спрашиваю главного художника и начальниц экспериментального цеха.

– Да, конечно, — почти хором отвечают женщины. — Мы же бились за эскизы, адаптировали их под фаянс, переделывали не раз. Каждый угол сверяли с Олимпийским комитетом. Добивались того, чтобы у зайчика был нос фасолинкой.

– Эта работа была неожиданно сложной для нас. Всем этим проектом занималась девушка Алеся, она тоже здесь работает. Было тяжело, ведь мы не свое придумывали, а пытались попасть в другие параметры. Пока мы утверждали зверей, они стали нам родными.

– Приняли?

– Конечно! Правда, «Гжель» не успела. Она понадеялась на свое мировое имя и опоздала с упаковкой. А мы запустили сразу две линии, и получилось вовремя.

– Не успела с упаковкой? — уточняю я.

– Каждое изделие должно было иметь свою прозрачную упаковку с отдельной этикеткой и голограммой, как дорогое спиртное. Смотрите, вот логотип «Сочи», — Вера достает упакованный сувенир. — Там было много таких условий. Даже расстояние от логотипа до нашей росписи в несколько миллиметров вымерялось. Эта голограмма должна быть на всей лицензионной продукции.

Голограмма — заключительный этап. Ее наносят в конце работы после третьего обжига.

Мы идем к живописцам, которые работают с последними сувенирами из партии.

– Вы не устали постоянно расписывать одни и те же изделия? — спрашиваю одну из мастериц.

– Нет, от этой работы только отдыхаешь, она довольно простая и спокойная, — говорит девушка, нанося краску на фаянсового медведя. Еще несколько животных, пока бледных, ждут очереди.

Идею дырокола привезли из Конаково

Всего площадь Семикаракорского завода составляет около восьми гектаров. Это безотходное производство, на котором работают почти 450 человек.

– Мы изготовляем фаянс двумя способами: способом формовки и литья, — рассказывает Овчинникова, пока мы идем в цех формовки. — Наше предприятие выпускает больше тысячи наименований, и почти всегда мы работаем вручную, лишь в этой части производства у нас стоят полуавтоматы.

Вера показывает, как работает формовочный аппарат. Пока я соображаю, она смеется:

– За то время, пока вы думаете, мастер бы уже отформовал больше десятка изделий. Например, за день здесь формуют около 450 салатников.

Пока идет формовка, в другом зале в специальные гипсовые формы уже заливают шликер (жидкий фаянс. — Примеч. авт.), который также делают на заводе. Залили, закрыли и оставили сохнуть на один или пару дней. Форма гигроскопична, она впитывает в себя воду. Через некоторое время изделие достанут и оставят просыхать окончательно — от трех до пяти дней.

– Скажите, а чем делают отверстия в посуде? — интересуюсь я, осматривая тарелку.

– Не трогайте! — Вера повышает голос. — Здесь нельзя ничего трогать, на посуде могут пойти микротрещины.

Овчинникова объясняет, что отверстия делают с помощью специального дырокола, пока изделие не высохло. Технологию переняли у Конаковского завода, но усовершенствовали. Много лет назад, когда завод еще только начинал свою работу, его директор Николай Арабский «заслал казачков» в Конаково. Через месяц сотрудники привезли оттуда идею дырокола, но в немного измененном виде. Теперь он работает по принципу устройства для удаления косточек из ягод.

Мне разрешают самой проколоть дырки на ненужном глиняном куске. Ничего не получается.

«Настоящая промысловость»

– А почему вдруг здесь решили сделать фаянсовый завод? — спрашиваю Овчинникову.

– Арабский хотел, чтобы посуда у нас перестала быть дефицитом. Раньше в этом районе ничего нельзя было купить, кроме книг. Я в то время сюда приезжала к будущему мужу на каникулы и покупала книги — они здесь никому не были нужны. Все остальное было диким дефицитом.

– Почему же тогда не решили эту проблему во всей стране?

– Мы не хотели решать проблему «столовской тарелки» в стране. Мы работали и работаем как предприятие, которое выпускает сувенирную продукцию, а то, что из нее можно есть и пить, — это заслуга художников, и это настоящая промысловость. Вы знаете, что это такое? Никогда народные промыслы не делали изделий, которыми нельзя было бы пользоваться в быту. Расписные прялки — на них можно было прясть. Туеса — из них ели. Хохломскую мебель тоже использовали.

Овчинникова вспоминает, что во время перестройки работники не стояли в очередях.

– У каждого художника дома стояли ящики с красным вином. Не было времени стоять в очередях. Мы много работали и умудрились выжить. С рук не продавали. Наши изделия были очень популярны, и даже в Ростове за нашей продукцией стояли очереди, а ведь обычно свое на юге не ценят. Да и сейчас то же самое. В этом году нам не хватило новогодних сувениров в семикаракорском магазине.

Вера согласна с тем, что Семикаракорский завод фаянса мало известен.

– Что вы хотите от предприятия, которому недавно исполнилось сорок лет? Это слишком маленький срок для промысла.

Керосин как рентген

После формовки, «нарезки» и просушки изделие будут замывать, расписывать и обжигать. Женщины, которые работают в цехе замывки, сгладят все неровности на посуде и сувенирах.

– Это участок большого женского терпения, — смеется Вера, — у каждой из девушек под ногами лоток — такое маленькое кладбище. Туда отправляется все, на чем был обнаружен треск. Ничего не пропадет, так как у нас безотходное производство. После замывки каждое изделие «керосинят» — мажут керосином. Треск по сырцу не виден, а с помощью керосина его легко определить: проясняется тонкая темная полоска, похожая на ниточку. Керосин как рентген.

Там, где изделия сохнут, двери всегда должны быть закрыты — сквозняки губительны. Если поставить недосохшее изделие в печь, оно просто взорвется. После того, как изделие высыхает, Марина Николаева, прислонив его к щеке, проверяет, не веет ли холодком. Если нет, то просушка окончена.

Марина Николаева — невысокая бойкая женщина, работает на заводе уже 42 года. Я наблюдаю, как она наносит глазурь на чайник.

– Изделие глазуруют два раза, — говорит Николаева, — мы используем мазковую подглазуревую роспись. То есть сначала изделие расписывают, потом покрывают глазурью и только потом ставят в печь. Рисунок, который не виден под глазурью, проявляется при обжиге.

Чтобы увидеть, что такое мазковая роспись, мы с Овчинниковой отправляемся в цех живописцев. По дороге я слушаю рассказ о том, чем отличаются живописцы, которые работают на заводе, от художников.

- Художник занимается здесь всем: он делает эскиз и чертеж, ориентируясь на потребителя. Есть мини-группа, которая заливает для него пробную версию, он расписывает. Затем новое изделие должно пройти техсовет и худсовет на заводе и в Москве. От чертежа до выхода на конвейер проходит полтора года. Живописцы копируют рисунок и расписывают изделия.

В цехе у живописцев на стене висит «Незнакомка» Ивана Крамского.

– Здесь работают мастера разных разрядов с первого до шестого, — рассказывает Наталья, живописец шестого, самого высшего разряда. На заводе она уже 16 лет. — Все начинается с перевода картинки на изделие. После этого нужно точно по образцу воссоздать рисунок.

– Живописцев готовят здесь же, на заводе — за три месяца.

Наталья расписывает чашку, посвященную охоте. На ее столе стоит еще десяток таких же, еще неокрашенных. На подставке — образец. Ошибаться и путаться нельзя — контролер проверяет, чтобы все изделия были одинаковыми. Брак уничтожают. Единственный минус работы — маленькая зарплата, поэтому среди живописцев вообще нет мужчин, да и женщин с каждым годом становится все меньше. Сейчас их 33, раньше было около 100.

– Каждый день вам приходится расписывать одни и те же изделия?

– Нет, что вы, — Наталья улыбается, — у нас есть норма, которая раскидывается на всех, и мы можем разрисовывать абсолютно разные изделия.

Лучший в России

Меня ведут в местный зал славы — музей фаянса. В нем собраны работы разных лет.

Вера говорит, что семикаракорский фаянс — лучший в России.

— Когда заводы вдруг решили поменять ГОСТы, у нас было решено оставить все как есть. Понизить качество можно всегда, но потом будет сложно вернуться на прежний уровень. Так мы и работаем на советских стандартах.

– То есть ваша посуда лучше других?

– Да. Если вы пьете чай из нашей кружки, то у вас точно всегда будут волосы, ногти и дети. — Когда я училась в училище Васнецова, то нам говорили, что лучший фарфор делают в Семикаракорске. Мы еще смеялись и не могли выговорить это слово, оно было как издевательство.

Сейчас Вера удивляется тому, что работает именно на семикаракорском заводе — родом она с Сахалина.

Фаянсовые фигурки и рисунки о войне — позади главной экспозиции находится маленький зал работ детской студии завода. Заниматься в студии может любой желающий.

– На Олимпиаду в Сочи мы повезем мастер-класс. Надеюсь, он понравится всем, — заключает Вера.

Юлия Корчагина

Источники:

1. rostov.rusplt.ru