20.07.2015

Открывается выставка 'Фарфор. Коллаж. Живопись' Галины Дулькиной. Интервью со скульптором

22 июля 2015 года в Раменском Историко-Художественном музее (г. Раменское, Московская область) открывается выставка "Галина Дулькина. Фарфор. Коллаж. Живопись". Выставка посвящена памяти искусствоведа Т. И. Дулькиной.

- Галина, у вас уже было несколько персональных выставок на престижных московских площадках. А сейчас – провинциальный музей. Чем можно объяснить выбор такого места?

- Моя бабушка, Татьяна Иосифовна Дулькина, была признанным специалистом по керамике, служила более сорока лет в Государственном Историческом музее. Основной сферой её научных интересов была керамика Гжели и Строгановского училища. Раменское – административный центр района, в котором с XVIII века развивался гжельский керамический промысел... Усилиями бабушки и её предшественников было сформировано лучшее собрание керамики Гжели. Бабушка пополняла фонды не только работами XVIII - начала XX века, но и произведениями лучших современных гжельских керамистов: Л. Азаровой, М. Коваленко, Н. Туркина, В. Розанова и других самобытных художников. Я благодарна директору музея Людмиле Слизовой, руководителю отдела Татьяне Щербаковой, старшему научному сотруднику Петру Гордееву за предложение провести выставку в память бабушки и за большой труд по организации выставки. После того, как работники культуры уходят из жизни, память о них сохраняется у родных, друзей и коллег, но не в дирекциях. Выставка в память бабушки – одно из редких исключений из этой традиции.

- У бабушки, которая столько лет занималась керамикой, наверное, была своя знатная коллекция?

- Отнюдь. Бабушка полагала, что музейному работнику не подобает становиться коллекционером. Это такая семейная традиция. Двоюродная сестра бабушки – Софья (тётя Соня) – служила 60 лет в Третьяковке, заведовала отделом, водила по Галерее Маяковского. Поэт встретил юную Софью каламбуром: "Маяковский пришёл к Третьяковскому". Эту строчку она вспомнила на Новодевичьем кладбище. Могилы Маяковского и Третьякова там рядом. Муж Софьи – дядя Саня – был видным военным учёным, профессором коневодства, он тоже похоронен на Новодевичьем. Семья жила в генеральском доме на Соколе. Дядя Саня зарабатывал большие деньги, они могли собрать выдающуюся коллекцию живописи. Но считали это неэтичным. Впрочем, рядовые музейные работники получали такое мизерное вознаграждение, что формировать личную коллекцию бабушке было бы сложно. Мне кажется, что точка зрения бабушки и её сестры по этому вопросу дискуссионная, но это совсем другая тема... Коллекцию фигурок ежей, которую бабушка собирала долгие годы, подарили Дарвиновскому музею, мы решили, что там ёжикам будет уютно. Грузовик книг, преимущественно по искусству, передали в РИХМ, а второй грузовик книг - с художественной литературой - приехал в одну из поселковых библиотек Раменского района... Папа изредка, но долгие годы приобретал работы современных фарфористов. Бабушка говорила, что папа "отрастил глаз", иногда художники дарили мне свои работы.

- Наверное, бабушка первая заметила и оценила Ваши способности?

- Не совсем так. В детстве родители увидели, что из кусочка дерева и трёх гвоздей я сделала фигурку слоника. Показали слоника бабушке. Бабушка отвела меня к преподавателю "Строгановки" Марии Александровне Бургановой (сейчас она академик РАХ, профессор). Мария Александровна предположила, что я стану скульптором... Занятия и общение с Марией Александровной дали мне очень многое. И сейчас я чувствую её внимание.

Лет десять назад мои работы приобрёл Георгий Александрович Путников, признанный коллекционер и антиквар, настоящий знаток искусства. Никогда не забуду его советы и бескорыстную помощь, его тонкий юмор, доброжелательный дом на Старом Арбате. Георгий рано ушёл из жизни. Его не хватает и мне, и многим друзьям и коллегам. В общем, заметили меня как скульптора родители, бабушка, Мария Александровна Бурганова и Георгий Александрович Путников.

Бабушка была прямым человеком, жёстким в суждениях. Она оценивала мои произведения очень высоко. Критиковала жестоко, но крайне редко. Осталось загадкой, почему у бабушки, занимавшейся преимущественно керамикой XVIII – XIX веков, любимым художником был "неисправимый супрематист" Суэтин. Меня называла "постсупрематистом". Я обиделась, но бабушка показала мне книгу Ревалда "Постимпрессионизм", и обида сразу прошла. Бабушка сказала, что я создаю постсупрематическую фарфоровую скульптуру, а сами супрематисты фарфоровую скульптуру создать, возможно, и не успели. Не буду углубляться в искусствоведение и прочие "архитектоны": я в этом мало понимаю.

- В Вашей мастерской я вижу вёдра, мешки, тяжёлые чаны. Как Вы управляетесь со всем этим хозяйством. Или есть помощники?

- Фарфоровую скульптуру я создаю в одиночку, помощников нет. Фарфор не так тяжёл (по весу), как мрамор или бронза. Только некоторые манипуляции требуют физических усилий. Может быть, сын станет помощником? Ему всего год, но разбить фарфоровый шедевр уже может!

- Я вижу у Вас не только скульптуру, но и блюда с росписью. Что труднее: расписывать блюда или создавать скульптуру?

- Если Вы придёте на выставку современного фарфора, то на ней будут превалировать блюда (тарелки) с росписью и другие посудные формы: вазы, чайники и тому подобное. Создавать скульптуру, работать с формой, как мне кажется, гораздо сложнее и интереснее, чем расписывать тарелки. Конечно, придумывать оригинальные посудные формы не менее сложно и интересно, чем придумывать скульптуру.

- На выставке будет не только Ваш фарфор, но и коллаж, и живопись. Вы стали заниматься и другими искусствами?

- Фарфора на выставке не так много, как хотелось. Я почти два года фактически не работала: родился Миша. Многие работы, выполненные до его рождения, за этот период попали в частные собрания. Коллаж – очень важная для меня область творчества. Живописных работ всего три или четыре, они выполнены в разные годы, и, как мне кажется, удались. "Уходить" в живопись я не планирую. Места в президиуме там заняты.

- Вы стажировались на Императорском фарфоровом заводе. Нет ли сейчас у Вас желания работать на крупном фарфоровом производстве?

- Для меня Императорский фарфоровый завод – это, прежде всего, Галина Дмитриевна Шуляк и Михаил Сорокин. Выдающиеся питерские фарфористы, они курировали стажировку. Увы, видимся мы сейчас не так часто, как хотелось бы. У многих художников, работающих на заводе, как и у многих музейных работников, через некоторое время завод становится ЗАВОДОМ, а музей – МУЗЕЕМ. Учреждение постепенно превращается в божество. Мне ближе точка зрения Мандельштама:

"Пусть имена цветущих городов 

 Ласкают слух значительностью бренной. 

 Не город Рим живёт среди веков, 

 А место человека во вселенной. 

 Им овладеть пытаются цари, 

 Священники оправдывают войны, 

 И без него презрения достойны, 

 Как жалкий сор, дома и алтари". 

Если и сотрудничать с фарфоровыми заводами, то только по договору. Выполнен проект на взаимовыгодных условиях - и расстались. Творчество и начальство сложно совмещаются.

- Почему Ваших работ нет в государственных музеях?

- Стремление, чтобы работа была в музейном собрании, идёт, как мне кажется, из советского времени... Сейчас такой задачи нет. Иное дело – серьёзные частные собрания. У одного из коллекционеров мой "Стиляга" стоит вместе со скульптурой Ханы Орловой, в другом собрании мой "Клоун" висит рядом с подписным клоуном Марка Шагала, в третьей коллекции мой "Рокер" выставлен около работы Владимира Немухина... С такими соседями моим вещам не скучно! Хочу, что бы работы жили, а не пылились в запасниках.

- Спасибо за беседу. Скуки не было.

Источники:

1. oreanda.ru