Лазурный камень

Чудесные дары приносит природа человеку, но не всегда легко даются они ему в руки: прежде, чем создать из камня художественное изделие, люди тратили много энергии, а иногда прилагали героические усилия, чтобы найти и добыть ценную породу, скрытую в далеких и, казалось бы, совсем недоступных местах.

Так было с алтайским лиловым порфиром, так было и с чудесным синим лазуритом. Он бывает то однотонным, то усеянным белыми, а иногда золотистыми пятнышками, образующими причудливый узор, и тогда он кажется похожим на ночное звездное небо. Лазурит был известен еще древним египтянам. Они везли его долгим трудным путем через аравийские пустыни с далекого Востока, где в горах издавна добывается этот чудесный камень. У египтян он считался священным: из него делали амулеты, маленькие фигурки богини правды Маат, изображения священного жука - скарабея. Им украшали самые ценные золотые изделия. Малодоступным, редким и чрезвычайно дорогим был этот камень во все времена. Итальянские мастера XV - XVI веков использовали его в небольших ювелирных изделиях, при отделке мебели и для вставок в мозаичные наборы.

К XVIII веку в России уже были открыты месторождения многих цветных камней на Урале, Алтае, в Сибири, но лазурита среди них не было. Когда в начале 1780-х годов он потребовался Екатерине II для отделки одного из залов ее дворца в Царском Селе¹, царица распорядилась купить редкий синий камень за огромные деньги в Афганистане. Но в это время из далекой Сибири, из Забайкалья, в Академию наук пришло письмо: лазурный камень найден в России!

¹ (Ныне город Пушкин)

Эрика Лаксмана считали чудаком. По мнению его почтенных рассудительных знакомых, и петербургских и сибирских, он всю жизнь совершал нелепые поступки. Молодой финн, получивший духовное образование, сделался пастором и мог бы спокойно и безбедно жить в Петербурге. Однако он мало думал о церковных делах, а больше занимался коллекционированием растений. Его гербариями заинтересовались в Академии наук, но и научная карьера, видимо, не прельстила Эрика. В двадцать семь лет, женившись, он бросил Петербург и отправился с молодой женой в далекий алтайский город Барнаул, там нужен был пастор: на горных заводах и рудниках работало много немцев. То верхом, то на лодке беспрерывно странствовал Лаксман по Алтаю. Полный неукротимой энергии, он меньше всего интересовался обязанностями священника. Зато какие новые, редкие растения пополнили гербарий Лаксмана, какой интересный питомник он устроил около своего дома в Барнауле! Путешествуя по Сибири, Лаксман увлекается метеорологией, делает барометры и термометры, изучает горное дело. И тут зарождается его настоящее страстное увлечение: "Я до безумия, до мученичества влюблен в камни", - скажет он впоследствии.

Проходят годы. Снова Петербург. Академия наук, научная работа, переписка с крупными европейскими учеными. Но кабинетные занятия не прельщают Лаксмана. Он дышит свободно только на просторах Сибири. И снова - "славное море" Байкал, и Иркутск - крупный по тому времени город, который со своими двадцатью тысячами жителей, несколькими училищами, кабинетом редкостей и даже театром, слыл "сибирским Петербургом". В Иркутске Эрик увлекается устройством оранжерей, где растет не только не известный в Сибири картофель, но даже персики. Однако чаще он странствует вдоль берегов Байкала и могучей Ангары, в тех местах, где не ступала нога исследователя. Лаксман добирается до горных цепей, более красивых и величественных, чем Альпы, Кавказ и Кордильеры. Непроходимые леса, бесчисленные потоки с водопадами, дикие скалы, поросшие мхом, издали похожие на развалины древних замков. Что же ищет здесь неутомимый путешественник? Недавно в Иркутске пришел к Лаксману смелый охотник, мастер Лапшин, и показал кусок сине-голубого камня, более светлого, чем знаменитый афганский лазурит. И все же это был он! Ничем другим, никакой другой породой этот камень быть не мог. Но точного места охотник не запомнил.

И снова - на лодке по бурным волнам озера, верхом, пешком, а кое-где и ползком по скалам. Наконец, в долине бурной реки Слюдянки, с грохотом несущей огромные камни, клад открылся упорному искателю: среди белых мраморных утесов притаились каменные глыбы то густого синего цвета, то светло-голубого, то с фиолетовым оттенком.

Посланные Лаксманом образцы сибирского камня привели в восторг царицу и ее двор. Срочно отправленный курьер повез Лаксману деньги, а губернскому начальству - приказ помочь в дальнейших поисках. Потянулся с далеких берегов Байкала в Петербург обоз с синими камнями. Нежно-голубой сибирский лазурит украсил один из залов царскосельского дворца.

Прошли годы. Лаксман умер. Добыча камня на Слюдянке прекратилась. Самое место стали постепенно забывать. И хотя многие пытались снова найти синий камень Забайкалья, он никому не хотел даваться в руки. И вот, в том самом 1851 году, когда русские мастера везли каменные вазы и мозаичный столик на Лондонскую выставку, пустился в далекий путь, в Забайкалье, новый смелый искатель Григорий Пермикин. Красота камня влекла его с детства. Молодой, энергичный, он с увлечением взялся за порученные поиски цветных камней в Сибири. Путь его лежал на ту же Слюдянку, где когда-то энтузиаст и чудак Эрик Лаксман с опасностью для жизни искал небесный камень среди скалистых обрывов. Пермикину пришлось повторить подвиг Лаксмана. Однако он уже не искал вслепую, зная, что высокие температуры, возникавшие в глубоких слоях земли под влиянием вулканических процессов, придали синий цвет породам известняка и мрамора. Значит, где-то поблизости от мраморных скал и должен залегать лазоревый камень.

Так же с грохотом и шумом несла свои воды своенравная Слюдянка, так же в поисках ценной породы приходилось часами карабкаться по почти отвесным скалам. Наконец, на реках Слюдянке и Малой Быстрой был снова найден голубой лазурит Забайкалья. Тонны чудесного камня отправил Пермикин в Петербург.

Рис. 29. Ваза из лазурита

Однако русских царей уже не удовлетворяла миниатюрность вещиц из этого редкого синего камня - хотелось украсить дворцовые залы огромными синими вазами, но такие крупные глыбы лазурита редки, да и слишком дороги. И вот то, что не дала природа, восполнило мастерство русских умельцев.

Распиливать камни на тонкие пластинки и покрывать ими плоскую поверхность умели уже в древние времена. Уральские камнерезы научились оклеивать пластинками лазурита округлую поверхность предметов, сделанных из мрамора или другого материала. Этот способ назвали русской наборной мозаикой. Вазы уральских умельцев ничем не отличались от изделий, высеченных из целого куска. "Русские мастера перехитрили природу", - сказал исследователь истории камня А. Е. Ферсман.

В 1852 году в Петербурге заканчивалось строительство нового здания для "Публичного музеума". Богатые коллекции живописи, скульптуры, монет, медалей, перстней, печатей, приобретенные почти за сто лет со времени царствования Екатерины II, требовали новых помещений. "Новый Эрмитаж" с его великолепным подъездом со стороны Миллионной улицы¹, украшенным огромными гранитными фигурами атлантов, отделывался со всей пышностью, необходимой для залов, которые служили продолжением царского дворца и ожидали первых посетителей - столичную знать. Цветной камень - вот, что должно в первую очередь украсить помещения, где будут висеть полотна великих мастеров европейской живописи.

¹ (Ныне улица Халтурина)

За несколько лет до окончания строительства "Музеума" и его торжественного открытия в Петербург приехал с далекого Урала мастер Таврило Налимов¹. Он привез огромную вазу, над которой шесть лет работали под его руководством несколько мастеров. Был отобран "камень лучших цветов". Ослепительно сияющая при ярком дневном свете, при вечернем - темная, как ночное небо, ваза казалась монолитной, высеченной из одной колоссальной глыбы. И только пристально вглядываясь, можно было различить чуть заметные швы между пластинками знаменитого афганского лазурита, так точно пригнанными, что тончайшие прожилки узора камня переходили одна в другую.

¹ (Работал на Екатеринбургской шлифовальной и гранильной фабрике, основанной в 1755 году (Екатеринбург - ныне Свердловск))

В зале итальянской живописи в Эрмитаже гордо высятся две огромные вазы: та, которую привез Таврило Налимов в Петербург в 1845 году, и другая, парная, сделанная семью годами позже. Густо-синий камень, цветом напоминающий бездонную синеву вечернего неба с россыпью звезд, кажется еще ярче от соседства с масками из золоченой бронзы, как будто вырастающими из стенок вазы и переходящими в пышные завитки ручек. С изумлением останавливаются перед вазами посетители, но не многие знают, что перед ними не громадные монолиты синего камня, а удивительная по тонкости и мастерству работа замечательного русского мозаичиста. На ножке скромно, маленькими буквами вырезана надпись "мастер Г. Налимов".