Цепочка

Еще не переодевшись после работы, покрытые белой фаянсовой пылью, с рукавами, засученными по локоть, вошли в кабинет начальника цеха три съемщицы - Нина Артемьева, Лида Чекушёнкова и Дуся Богоявленская.

Цепочка

Клавдия Ивановна Третьякова - начальник формовочного цеха Конаковского фаянсового завода, женщина полная, средних лет - медленно подняла голову от бумаг и только хотела было спросить, зачем девушки пришли, как увидела слезы на лице Нины Артемьевой. Они катились по щекам этой обычно веселой и бойкой девушки обильно и капали на халат, оставляя на нем следы.

- Ты что, Нина?

Слезы у Нины закапали еще быстрее. Она заговорила сразу. Видимо, уже все продумала и не раз про себя повторяла эти слова:

- Почему мы меньше всех получаем? Разве это справедливо, Клавдия Ивановна?

Еще не совсем понимая, в чем дело, Третьякова постаралась ответить спокойно:

- Вашу выработку записывали. И рассчитались с вами по третьему разряду, как и положено съемщицам.

- Мы не о том, - вмешалась Лида Чекушёнкова, худенькая, большеглазая и всегда такая рассудительная и серьезная девушка, лучшая съемщица в цехе, некоторым приемам которой даже учили в школе передовиков. - Нам обидно: формовщицы делают брак, а мы за них расплачиваемся.

- Садитесь, девушки, - сказала Третьякова, - а ты, Лида, расскажи все по порядку. Как это так вы расплачиваетесь за формовщиц?

Лида начала с вопроса:

- Наша обязанность какая, Клавдия Ивановна? На люльках сушила к нам на третий этаж подымается подсохший товар от формовщиц. Мы снимаем его и расставляем по меткам: сюда изделия одной формовщицы, сюда - другой, а сюда - третьей. Увидим бой или явный брак - в сторону. И хотя мы каждую тарелку берем в руки, зарплату нам начисляют только за хороший, годный товар. Если формовщицы работали честно и брака у них почти нет, то и мы получаем больше, а если много товара идет в брак, получаем меньше. Но разве в этом виноваты мы?

Дорожки слез на щеках Нины еще не просохли. Как она рассчитывала на эту получку! В магазине, который все в Конакове называли «Под речкой», Нина уже давно присмотрела крепдешиновое платье - зеленое с белыми цветами - и рассчитала, что сегодня сможет его купить. А когда кассир пришел в цех и выдал заработок, оказалось, что все расчеты пошли прахом: формовщицы опять подвели, и на этот раз даже больше, чем обычно.

Лиду Чекушёнкову возмущала несправедливость: почему за бракоделов должна отвечать она?! Разве в августе стала хуже работать, чем в июле?

Дуся Богоявленская не очень верила, что из похода к начальнику получится толк, но решила все же поддержать подруг за компанию.

Так три девушки, три работницы, появились в кабинете у Третьяковой.

Дочь формовщика этого же фаянсового завода, Клавдия Ивановна Третьякова сама работала в модельной, когда-то руководила комсомольской организацией завода и долгое время пробыла на профсоюзной и партийной работе. Спокойная, вдумчивая, учитывающая при обсуждении любого вопроса все «за» и «против» и не любящая поспешных решений, она уловила в словах съемщиц дельные мысли.

- Посмотрим, девушки, что можно сделать. Обещаю вам разобраться в этом.

Девушки ушли, а Клавдия Ивановна достала из стола тарифный справочник Главфарфора и нашла пункт о съемщицах:

«70. Съемщица изделий с форм. Третий разряд. Снимает изделия с форм у конвейерного сушила; снятые изделия устанавливает стопками и подает оправщику, при этом выявляет и отставляет негодные изделия (с трещинами, задетые, бой) и ведет их учет».

Третьякова сразу же почувствовала здесь какое-то противоречие. Казалось бы, чем больше съемщица заметит и отставит боя и брака, тем правильнее она поступит: ведь работникам завода после этого не нужно будет зря тратить труд и обрабатывать изделия, которые рано или поздно все равно пойдут в брак. Но в то же время, если съемщица станет добросовестно браковать, она сделает это на свою же голову, заработает меньше: ведь расчет ведут, исходя только из годной продукции. Это первое противоречие.

Есть и второе. Допустим, съемщица будет делать простую работу и лишь снимать изделия с сушила, а отставлять и учитывать брак не станет. Тогда она не выполнит одну из своих обязанностей, указанную в тарифном справочнике. Если же будет браковать внимательно, она тем самым выполнит работу контролера, и тогда, по совести говоря, ее труд следует оплачивать выше, чем по третьему разряду.

Здесь было над чем задуматься. Клавдия Ивановна хорошо понимала, что авторы справочника чего-то не учли. Но чего?

Несколько дней она об этом думала и, наконец, пришла к выводу, что борьба за качество выдвинула перед рабочими новые, более высокие требования и к себе и к соседям, а авторы инструкции исходили из старой обстановки и навечно закрепляли старые взаимоотношения между рабочими различных профессий.

Разве все благополучно с контролерами ОТК? Что они делают? Когда весь товар снят с люлек конвейерных сушил, контролеры приходят и берут из 1500-1800 тарелок наугад одну сотню. Если там окажется пять бракованных изделий, вся партия мажется черной краской: брак. Придется эти изделия перебирать поштучно, отбрасывая негодные.

На этом путаница не кончается.

В одной сотне проверенных изделий случайно может быть меньше пяти бракованных штук, а в нескольких сотнях непроверенных - большой брак, который при выборочной браковке невидим и неизвестен контролеру. Этот брак будут обрабатывать дальше, чтобы когда-нибудь, чаще всего уже в сортировочной, все же выбросить. Сколько лишнего труда затратят рабочие! Сколько места займет брак в горнах, где ценится каждый сантиметр площади! В немалую копеечку обойдется это заводу.

Но так было заведено исстари, так делали и сейчас.

Казалось бы, здравый смысл подсказывал: формовщиц надо предупреждать о браке сразу же, как только его заметят при съеме с сушила. Но этого не делали. Ведь бракует не съемщица, она лишь отставляет совершенно негодное, бракует контролер. А он ждет, когда будет готова вся партия, да и не его обязанность вмешиваться в работу формовщицы.

Получался какой-то заколдованный круг, путаная цепочка, где один недостаток порождался другим и в свою очередь приводил к новому пороку, а виновники очень редко чувствовали свою вину.

«Пожалуй, и удобнее и выгоднее браковать при съемке. - подумала Клавдия Ивановна. - Тогда формовщиц предупреждали бы о браке и через контроль прошла бы не пятнадцатая или восемнадцатая часть изделий, а все до единой: ведь каждая тарелка хоть на несколько секунд, но обязательно побывает в руках съемщицы. Съемщицам тогда на законном основании повысят разряд.

Надо попробовать передать браковку съемщицам», - решила Третьякова.

Хотя просьба трех девушек и вызвала у начальника цеха беспокойные мысли о запутанной системе организации труда, все же пока Третьякова думала не о перестройке работы в цехе, а только о том, чтобы как-то улучшить положение съемщиц.

Клавдия Ивановна подошла к восьмому сушилу, где Нина Артемьева сдавала смену Лиде Чекушёнковой.

- А вы не могли бы, снимая изделия, оценивать их и сортировать: годное отдельно, то, что можно исправить, - в другую сторону, а неисправимый брак и бой - в третью. И все делить по мастерам.

- Почему нет, можно, - довольно равнодушно ответила Нина.

- Если увидите брак, сразу извещайте формовщиц.

- А они не обидятся? Скажут: что это ты нам указываешь, или мы хуже тебя в своем деле разбираемся? Скандал будет на весь цех.

- Пусть их самолюбие тебя не трогает. Как-нибудь справимся с ним. Все-таки попробуйте так делать, - предложила Третьякова. - Вы будете с пользой каждую тарелку перебирать. Оплата пойдет не только за годные изделия, а за все. Уж на этом я настою.

Девушек Третьякова убедила работать по-новому, а сама все же опасалась: не промахнулась ли в чем-нибудь?

Пошла она в отдел труда завода, в партийный комитет, к главному инженеру. Всюду Клавдию Ивановну поддержали, и это ее окрылило. Она составила вместе с цеховым нормировщиком А. А. Воробьевой перечень новых обязанностей съемщицы и написала письмо в отдел труда Главфарфора. В письме указала, что при новых условиях должно быть значительно меньше брака, и поэтому съемщицы фаянсового завода имеют полное право на пятый разряд - тот, который присвоен контролерам на участке.

У Лиды Чекушёнковой и Нины Артемьевой обязанностей сразу прибавилось, а заработок пока остался прежним.

- Подождем разрешения главка, - сказала Третьякова.

«Но придет ли это разрешение?» - беспокойно думали девушки. Они знали, как трудно изменить то, что закреплено временем. Правда, еще недавно и Лида и Нина были подсобницами: подносили формы, «затирали пласты» и уносили изделия от формовщиц.

Теперь они получили более самостоятельную работу, и это, конечно, движение вперед. Но вся их жизнь - в школе, в пионерском отряде, в комсомоле - воспитала у девушек чувство справедливости, и сейчас именно это чувство заставляло их возмущаться устаревшим и несправедливым для съемщиц порядком. Им хотелось, чтобы на заводе, с которым они сроднились, в цехе, где бок о бок с ними трудятся подруги и товарищи, был полный порядок: от этого лучше станет всем. Однако порядка не было, и это вызывало досаду. Прошла неделя, другая. Нина и Лида стали подозревать, что Третьякова неспроста последнее время не касается вопроса о разряде. Наверное, придет она и скажет:

- Ничего не вышло, девушки, главк возражает.

Но главк не возражал. Третьякова не говорила со съемщицами на эту тему по другой причине. Ответ был такой, что она не сразу его и поняла.

Работники отдела труда Главфарфора ничего не имели против присвоения пятого разряда съемщицам, коль скоро те стали выполнять контрольные функции. В принципе они поддержали новаторское предложение Третьяковой и только просили разъяснить, какую разницу оно даст в фонде зарплаты. Интересовало их также: освобождаются ли от работы оба контролера ОТК, существующие сейчас на участке формовки, или уходит только один?

Первым чувством у Третьяковой было недоумение: - Позвольте, при чем тут контролеры? Ведь речь шла только о повышении разряда съемщицам! Но Третьякова раздумывала дальше: «Почему все-таки в главке спрашивают о контролерах? И что произойдет, если контролеров действительно не будет?».

Третьякова даже растерялась: а ведь ничего не произойдет, никто и не почувствует их ухода. Если съемщицы станут полностью проверять и браковать изделия, контролерам ничего не останется делать. Неужели опять наудачу будут они проверять десятую или пятнадцатую часть?

И Третьякова вдруг поняла, что повышение разряда съемщицам - это только повод, только начало большого дела. И можно и нужно перестроить всю систему контроля в цехе, исправить недостатки, сути которых до сих пор не понимали и с которыми долго, годами, мирились в силу привычки. Теперь она вспомнила, что метод взаимного контроля и предупреждения дальнейшей обработки брака уже применялся под разными названиями в резиновой и текстильной промышленности. Третьякова читала об этом в газетах.

Правда, на других производствах свои условия, свои особенности, и механически не перенесешь начинание текстильщиц или резинщиц на фаянсовый завод. Но стоит подумать о применении его у себя.

- Попробуем, попробуем. Ох, и здорово это будет! - шептала Клавдия Ивановна, счастливо улыбаясь оттого, что ей пришла такая светлая мысль. - Нужно действовать основательно. Для начала попрошу девушек учесть качество работы каждой формовщицы.

Раньше работа мастериц-формовщиц учитывалась по числу годных изделий. У одной таких изделий оказывалось больше, у другой - немного меньше. В зависимости от количества исчислялся и заработок. Теперь съемщицы стали записывать не только количество годных изделий, но и бой и брак, в том числе и такой, который можно исправить.

Результаты явились открытием и для руководства цеха и для мастериц.

Вот, к примеру, в один из дней октября Анна Сергеевна Голубева, всегда слывшая отличной мастерицей, отформовала 1 272 глубокие тарелки. Боя и брака у нее оказалось всего шесть штук, то есть полпроцента. Статистика в этом случае подтвердила установившуюся репутацию. Небольшой брак дали Волкова и Новикова - около полутора процентов. И здесь все было в порядке вещей. У Цыгановой же с первого сушила за смену пошло в брак сто шестьдесят изделий. А ведь раньше Цыганова считалась хорошей работницей.

Третьякова поняла, что это был уже не прежний контроль - по существу формальный и в лучшем случае только позволявший отделываться от непоправимого брака. Нет, теперь это был принципиально новый контроль, помогающий делать выводы и обобщения. Появилась возможность обращать внимание на слабые места в цехе, на слабых работников. Взять хотя бы ту же Цыганову. Раньше она допускала много брака, и никто этого не замечал, потому что Цыганова давала достаточно годных изделий. А теперь съемщицы, узнав о количестве брака у Цыгановой, сразу заявили:

- Значит, слабовато владеет техникой. Учить надо.

Начальник формовочного цеха К. Третьякова (справа) и съемщица Л. Чекушёнкова (фаянсовый завод имени М. И. Калинина в Конакове)

Для формовщиц, допускающих много брака, устроили две новые школы повышения производительности труда. Там выяснили, какой именно прием каждой работнице не удается, научили их этим приемам, и количество брака сразу резко уменьшилось.

Третьякова, вспоминая о том, как было поставлено раньше дело в цехе, думала:

«А ведь выходит, что во многом мы действовали вслепую».

И она была права: только теперь стало известно, что делается каждый час на каждом участке, за каждой машинкой у каждой работницы.

Клавдия Ивановна любила незаметно наблюдать, как работает Лида Чекушёнкова. Недаром при отборе самых производительных приемов многое взяли у Лиды и стали учить этому новеньких в школе повышения производительности труда. Лида брала тарелку, легко проводила по ней ладонями, снимая «засорку» - попавшие во время сушки фаянсовые крошки, - потом безымянным пальцем поддевала край. На дне каждой тарелки была метка мастерицы - едва заметные полоски по всему кругу дна. У бригадира Сони Ганиной - шесть полосок рядом, у Тамары Потемкиной - те же шесть, но поближе к «ножке» тарелки, у Гали Шаблининой - четыре в центре и по одной в середине и с краю, а у Нины Краюхиной - по четыре в центре и с краю и одна за «ножкой». Всего в формовочном цехе до ста двадцати таких меток, почти неуловимых для постороннего взгляда, но съемщица по ним сразу отличает, кто формовал тарелку.

Лида раскладывала тарелки по мастерицам и в сторону отставляла брак. Она выработала определенную систему и не изменяла ей. Раньше Лида сердилась: только зря теряешь время из-за девчонок, которые работают, мало думая о качестве. Но когда контролеров с участка сняли, а съемщицам поручили контроль, Лида почувствовала себя на настоящем месте. Она стала строго следить за качеством работы.

Заместитель начальника цеха инженер Петр Николаевич Швачинский составил положение о премиально-прогрессивной оплате, и лучшие формовщицы, выполняющие количественную норму и не превышающие нормы брака, стали получать «прогрессивку».

Третьякова сказала своему заместителю:

- Это хорошо, когда рабочие материально заинтересованы в результатах труда, в развитии производства.

С теми, кто работал спустя рукава, бригадиры теперь говорили начистоту:

- Либо дело делай, либо уходи из бригады.

Прасковья Григорьевна Трофимова остановила шедшего мимо нее Швачинского и попросила:

- Петр Николаевич, возьмите от нас Клаву Карушину. Съемщица из-за нее постоянно пишет синим карандашом.

Швачинский сделал Клаве предупреждение и перевел ее в другую бригаду, а потом пришел к Третьяковой и рассказал ей об этом случае:

- Действует «синий карандаш».

«Метод цветных карандашей» был предложен плановиком цеха И. Т. Шмаевой: если бригада справляется с количественными и качественными нормативами, ее показатели на листе, вывешенном в цехе, пишутся красным карандашом, а если не справляется - синим. Надо было видеть, как это помогло социалистическому соревнованию между бригадами и отдельными работницами!

Раньше съемщицы не были на виду. Да и что с них спрашивать: третий разряд, простая работа! Но мало-помалу задавать тон в бригаде стали именно съемщицы. Их требовательность помогала выявлять лучших и худших, бороться с недостатками и в конечном счете вела к повышению качества работы.

Сначала некоторые бригадиры, даже хорошие, но не уразумевшие, что же сейчас происходит, пробовали уговаривать съемщиц:

- Ты уж не очень придирайся. Ведь честь бригады страдает.

Но съемщицы поняли свою роль. Лида Чекушёнкова ответила Марусе Вахрушевой, изделия которой она снимала после утренней смены:

- Поменьше брака давай - поменьше и запишу. Сама понимаешь: пропущу тарелку со «жмотинами» или «лизуном» - их чистильщицы забракуют и мне в укор запишут. Зачем же мне за чужие грехи отвечать?

Теперь работа на любой операции проверялась соседями. Возле каждой съемщицы всегда лежала негодная тарелка, на которой - так уж повелось - девушка записывала «грехи» формовщиц. Тем не хотелось терять ни авторитета, ни денег по «прогрессивке», и они приходили проверять свой брак: не прибавила ли, часом, съемщица. Звено с другой стороны - чистильщицы - тоже смотрело, нет ли брака в поступивших к ним изделиях. Если заметят, пишут на съемщиц: зачем пропустили негодное.

- У вас неровный черепок: то толстый, то тонкий, - говорили съемщицы формовщицам. - Будем писать брак на ваш счет.

- Неровный черепок из-за того, что неровные формы, - в свою очередь говорили формовщицы литейщикам. - Будем писать брак на ваш счет.

Начальник гипсолитейного участка формовочного цеха Е. Г. Шевелев в ответ на упреки формовщиц сказал на собрании:

- Конечно, надо было бы проверять формы на литейном участке, а не тогда, когда начинают формовать.

- Почему же не проверяете? - спросили формовщицы.

- Проверочной машинки нет.

Через несколько дней машинка уже стояла на участке.

- А формовщицы разве без греха? - спрашивал старший шаблонщик Т. М. Пузин. - В начале смены устанавливают шаблон на толщину черепка. Опытная мастерица за три - четыре минуты справится, а неопытная четверть часа провозится - и все равно фальшь будет.

- Что вы предлагаете, Трофим Михайлович? - спросила Третьякова.

- Предлагаю стандартную накидку. Она позволит быстро подгонять шаблон.

Сделали образцы и дали на отлив. Формы стали поступать в цех ровные, и формовщицы подтянулись. Брак из-за неровного черепка почти совсем прекратился.

Съемщицам Третьякова сказала: замечайте все недостатки, говорите о них. Девушки рады стараться. И вот новое требование: Нина Артемьева обратила внимание на то, что две нижние сырые тарелки в стопках при переноске бьются чаще других. Почему это? Оказалось, что не очень удачна форма фаянсовой подставки, на которую ставятся тарелки. И с тех пор, как только Нина увидит инженера Швачинского, - сразу же к нему:

- Петр Николаевич, а как с подставками?

Швачинский попробовал сделать дно подставки шире, но края при обжиге по-прежнему деформировались и давили на нижние тарелки. Швачинский стал укреплять конструкцию подставки, рассчитывая, что теперь деформация прекратится. Но и это не помогло. «Упрямство» подставки задело инженера за живое. Да и Артемьевой в глаза совестно смотреть.

Долго он размышлял и, наконец, придумал: отогнул края подставки. Теперь деформация не могла портить тарелки. После испытания новых форм Швачинский подошел к Артемьевой:

- Ну, Нина, теперь ты удовлетворена?

Но он и сам был рад: снова снизилось количество брака, хотя его и так свели к ничтожному проценту.

Звено со звеном налаживало связь, звено звену предъявляло свои требования, звено звену помогало исправлять недостатки. Установилась единая цепочка ответственности, всеобщая забота о повышении качества изделий. Раньше каждая работница думала о том, чтобы делать только свою работу. Теперь у каждой работницы было беспокойство за общее дело, и все помогали друг другу, требовательно относясь и к соседу на предыдущей операции и к соседу на операции последующей. Всюду был взаимный контроль.

И вот вместо трех процентов неисправимого брака бригада Маши Вахрушевой, где съемщицей Нина Артемьева, дала пятнадцать сотых процента - девять изделий вместо допустимых шестидесяти четырех. Таких показателей не только не знали - о них даже и не мечтали. Производительность труда повысилась на пятнадцать процентов, и Вахрушева с подругами завоевала первое место в соревновании молодежных бригад завода.

Вслед за тем на первое место в цехе вышел участок формовки, а немного времени спустя весь формовочный цех прочно занял первое место по заводу. Месяц за месяцем не отдает он знамени Конаковского райкома КПСС. Отходы в формовочном цехе составили шесть с небольшим процентов: это самая низкая цифра за все время существования завода.

Третьякова уже поняла, что взаимный контроль принесет пользу не только в формовочном цехе. Можно ввести его на всех операциях, где работницы держат в руках каждое изделие: у охлыстовщиц, сдувающих пыль с сухой посуды, у глазуровщиц, заборщиц политых изделий в капсели, раскрасчиков, отводчиков и у многих других профессий.

Клавдия Ивановна и радовалась и удивлялась: что-то уж очень хорошо получается. Ведь можно будет выявить бракоделов и резко сократить брак, установить лучшие методы хороших работников, отыскать такие резервы повышения производительности труда, о которых раньше и не загадывали.

Проходя однажды в зал заводского клуба на вечер художественной самодеятельности, Клавдия Ивановна встретила Лиду Чекушёнкову. Случайно девушка стала возле заводской доски почета. Золотыми буквами была написана на доске ее фамилия.

Углубленная в свои мысли, девушка и не заметила этого соседства, но Третьякова невольно улыбнулась.

- Тоже на концерт? - спросила она.

Лида кивнула головой и обстоятельно ответила:

- Тоже. Только ведь еще рано. Я в библиотеку собираюсь зайти. Надо сдать книгу да новую взять.

- Что читала?

- «От всего сердца».

- Понравилось?

- Груня понравилась. Принципиальная. Настойчивая. Люблю таких людей.

Цепочка

Клавдия Ивановна поинтересовалась:

- А Нина здесь?

- Артемьева? Не видела. Но должна быть: она сегодня поет.

Нина в это время в общежитии старательно разглаживала складки на крепдешиновом платье, том самом, о котором мечтала, - зеленом с белым. На концерте ей хотелось быть нарядной.