Фаянсы из Сен-Поршера

Начав с рабского и далеко не блестящего подражания итальянским майоликам, французская керамика XVI века обновила две замечательные попытки к оригинальному творчеству, попытки, не поведшие, правда, к успеху и не имевшие влияния на другие европейские производственные центры, но внесшие сами по себе в сокровищницу европейского искусства замечательные произведения, возбуждающие и теперь всеобщее удивление.

Первая из этих двух попыток, это - очаровательные маленькие фаянсы, называемые то "фаянсами Генриха II", то "уаронами", то "сен-поршерами".

"Сен-Поршеры", как их теперь обыкновенно называют, появляются впервые на горизонте европейских коллекционеров в тридцатых годах прошлого столетия, и сразу вокруг них создается атмосфера легендарности и загадочности, сгущению которой способствует их чрезвычайная редкость и строгая обособленность, и доныне еще тайна изделий из Сен-Поршера не разгадана. До сих пор еще мы не знаем, чье вдохновение вылилось в изящные формы этих маленьких ваз, кувшинов, чаш, солонок, подсвечников, таких хрупких и легких, напоминающих по своему материалу старую слоновую кость и покрытых черным "траурным" узором? Для каких тонких ценителей были предназначены эти миниатюрные керамические изделия, поражающие нас совершенно своеобразной красотой форм и декоративных мотивов, навеянных мечтами не то скульптора, не то архитектора, не то золотых дел мастера, не то художника-переплетчика, и составляющие ныне предмет величайшей гордости немногих музеев и частных собраний.

Внимание широкой публики было обращено на эти восхитительные произведения ренессансной керамики, отражающие чисто французское понимание красоты, лишь Лондонской выставкой в 1862 году, на которой были выставлены двадцать три образца из числа известных в то время 54-х фаянсов Генриха II.

Не отличаясь ярко выраженным национальным или местным характером, маленькие "поршеры" заняли совершенно исключительное положение среди художественных произведений керамики, так как, несмотря на несомненную принадлежность этих загадочных фаянсов к эпохе ренессанса и на украшающие их гербы и исторические эмблемы, долгое время не было известно ни место их происхождения, ни имя создавшего их мастера, ни, наконец, способ их изготовления. При таких условиях, вполне естественно, открывался широкий простор для всякого рода догадок и гипотез.

Первые французские исследователи об'явили автором загадочных фаянсов Бенвенуто Челлини, хотя о деятельности Челлини, как керамиста, нам ровно ничего не известно.

Тэнтюрье, составивший каталог всех известных в его время сен-поршеров, высказался за авторство одного из двух учеников Челлини, Паголо или Асканио, прочно обосновавшихся во Франции, после от'езда их учителя в Италию в 1545 г. Согласно другой не менее фантастичной гипотезе, которую защищал в 1861 году Деланж, автором сен-поршеров был один из членов семьи делла-Роббиа-Джироламо, принимавший участие в отделке знаменитого замка Франциска I Мадрид, в Булонском лесу. Деланж присоединялся при этом к мнению художника Ваттьэ (Emile Vattiers), усматривавшего в арабесках, украшающих сен-поршеры, скорее влияние типографского и переплетного мастерства и склонного считать сотрудником Джироламо известного печатника и живописца Тори (Geoffroy Tory). И действительно, сходство между декоративными мотивами сен-поршеров и французских переплетов времен Генриха II поразительно. Наконец, некоторые исследователи полагали, что сен-поршеры были исполнены не во Франции, а во Флоренции, по специальному заказу Медичисов для поднесения королю Гендиху II - супругу Екатерины Медичи. Параллельно с тенденцией приписывать эти замечательные произведения керамики итальянским мастерам, уже рано стало обнаруживаться убеждение, что они были созданы французским мастером. Это мнение получило со временем всеобщее признание уже потому, что почти все сен-поршеры были найдены во Франции, в Турене, в Пуату и в соседних с ними областях.

Если место изготовления сен-поршеров вызывало такой горячий спор среди ученых, то относительно времени их происхождения не существует ни малейшего разногласия. Сен-поршеры принадлежат к эпохе ренессанса: не только формы, орнамент и стиль носят отпечаток этого времени, но и гербы, эмблемы и монограммы указывают на период царствования последних королей из дома Валуа.

На хрупких изделиях Сен-Поршера мы встречаем загадочную саламандру Франциска I, скромную монограмму дофина Генриха, знаменитую монограмму короля Генриха II и его возлюбленной Дианы де-Пуатье, служившую как бы эмблемой Франции в течение кратковременного и блестящего царствования сына Франциска, и, наконец, эмблему (три полумесяца) той же Дианы, прекрасной герцогини Валентинуа, владевшей сердцами двух французских королей - старого, веселого и жизнерадостного Франциска I и молодого разочарованного и скучающего Генриха II. Этими монограммами и эмблемами об'ясняется название "фаянсы Генриха II", а также "фаянсы Дианы де-Пуатье" - названия, встречающиеся во французской литературе.

В 1864 году французский историк Бенжамэн Филлон (Benjamin Fillon) выдвинул гипотезу, что так называемые "фаянсы Генриха II" изготовлялись в замке Уарон (Oiron) близ города Туар (Thouars). Филлону попалась в руки миниатюра XVI века с обычным аллегорическим изображением июля-месяца, на которой крестьянин, собирающий урожай, пьет из глиняной фляги. Ученому историку показалось, что фляга эта представляет сосуд из группы фаянсов Генриха II, а так как на том же листе были помещены герб и девиз старинного французского рода Гуфье (Gouffier), происходящего как раз из той части Франции, где было найдено большинство фаянсов Генриха II, то Филлон со смелостью человека, сделавшего неожиданное открытие, решил, что Гуфье должны иметь то или другое отношение к загадочным фаянсам. Исследовав все владения семейства Гуфье, он нашел в замке Уарон, близ Туара, на полпути между Блуа (Blois) и Ла-Рошель (la Rochelle), в домовой капелле замка плиты, изготовленные из той же, но только менее очищенной глины, что и фаянсы Генриха II. Эти плиты, исследованные специалистами, в связи с тем обстоятельством, что некоторые архитектурные детали представляют аналогии с украшениями на фаянсах Генриха II, показались пылкому историку неопровержимыми доказательствами в пользу выставленной им гипотезы. Кроме того, гербы, украшающие загадочные фаянсы, принадлежали лицам, бывшим ближайшими соседями Гуфье.

Род Гуфье, известный уже в XIII веке, выдвинулся, благодаря Гильому де-Гуфье, любимцу Карла VII и Агнесы Сорель, воспитателю Людовика XII и первому владельцу замка Уарон. Сын Гильома - Артюс де-Гуфье, большой любитель рыцарских романов и знаток придворных празднеств, был министром Франциска I и умер в 1519 году. Вдова Артюса, носившая титул госпожи де-Буази (Madame de Boisy), была воспитательницей дофина Генриха и матерью знаменитого Клода де-Гуфье, владевшего несметными богатствами, игравшего видную роль при дворах Генриха II и Карла IX и ставшего бессмертным в лице маркиза Карабаса в сказке о "Коте в сапогах".

Благодаря Филлону, вдове Артюса де-Гуфье суждено было стать героиней любопытной керамической легенды. Принадлежавшая к одному из знатнейших родов Франции, госпожа де-Буази страстно любила мир духовных интересов. Когда умер ее муж, блестящий маркиз Артюс, она сосредоточила все силы своей души на любви к искусству. Покинув шумный двор Франциска, маркиза вела затворнический образ жизни в замке Уарон, где у нее явилось желание заняться керамикой. Сотрудниками ее стали библиотекарь замка Бернар (Jean Bernard) и мастер Шерпантье (François Cherpentier). Вдохновляемые владетельницей замка Бернар и Шерпантье стали изготовлять те нежные и очаровательные сосуды, которые стали впоследствии известны под названием "фаянсы Генриха II". Но в 1537 году умерла маркиза. Вдохновение ее только в слабой степени перешло на ее сына Клода, и мало-по-малу изделия замка Уарон стали утрачивать свою своеобразную прелесть.

Красивая и романтическая версия Филлона удовлетворяла всем требованиям. Она указывала место производства таинственных фаянсов, называла имя автора, об'ясняла историю возникновения производства и, наконец, так красиво и эффектно освещала фигуру госпожи де-Буази, одной из замечательнейших женщин французского Возрождения. Миниатюрные размеры и причудливость форм изделий замка об'яснялись тонким "женским" вкусом госпожи де-Буази, а черный, как бы траурный, узор, покрывающий маленькие хрупкие сосуды, - угнетенным душевным состоянием маркизы, искавшей в искусстве печального примирения с жизнью и смертью.

Как многое другое, наука уничтожила и эту красивую легенду.

В 1888 году труд Филлона подвергся внимательной и суровой критике тонкого и проницательного ученого Бонафэ (Edmond Bonnaffé). Бонафэ прежде всего указал на то, что если даже считать, что фляга на найденной г. Филлоном миниатюре с гербом Гуфье действительно изображает одно из интересующих нас изделий - с чем он, однако, не может согласиться, - то, во всяком случае, миниатюра Гуфье может лишь служить доказательством происхождения фаянса из Пуату, а отнюдь не из замка Уарон. Существование гончарной мастерской в Уароне об'ясняется просто обилием керамических украшений замка. Что же касается общих черт, которыми отличаются украшения "уаронов" и украшения замка, то они являются лишь той общей печатью, которую мода накладывает на все одновременные памятники искусства. Придя к заключению, что нет никаких оснований предполагать, что в гончарной мастерской замка Уарон, кроме простых глиняных изделий, изготовлялись тонкие фаянсы, и что Гуфье имели хоть малейшее отношение к этому делу, Бонафэ переходит к изложению своего открытия. В 1887 году им были найдены в инвентаре герцога де-ля-Тремуйль (François de la Trémoille), от 1542 г., а также в инвентаре его сына, от 1577 года, две чаши и две солонки из сен-поршерской глины, хранившиеся с другими редкостями в замке Туар в Пуату. Из текста инвентарей явствует, что эти предметы отличались хрупкостью, так как обе солонки хранились в особой коробке, и что они причислялись к исключительно редким и ценным вещам, так как находились в коллекции редкостей, а не в поставцах с посудой. Кроме того, Бонафэ обратил внимание исследователей на то, что городок Сен-Поршер принадлежал к епархии Брессюир (Bressuire) и находился отчасти в зависимости от владетелей последней Лаваль-Монморанси. Этим об'ясняется, что четыре самых ранних и вместе с тем прекрасных образца изделий Сен-Поршера, к которым принадлежат фляга и чаша в Эрмитаже, носят герб Пьера де-Лаваль-Монморанси (Pierre de Laval Monmorency), барона де-Брессюир. На основании всех этих новых исторических данных, Бонафэ выдвинул новую гипотезу о происхождении "фаянсов Генриха II" не из замка Уарон, а из мастерсксой Сен-Поршера. Гипотеза Бонафэ была встречена весьма сочувственно. Действительно, трудно и обидно было поверить, что маленькие шедевры Сен-Поршера, бережно хранившиеся и тщательно оберегавшиеся, несмотря на бесценность своего материала, вместе с драгоценностями, все погибли. Кроме того, гипотеза Бонафэ нашла вскоре подтверждение в целом ряде новых дополнительных открытий. Но соглашаясь с весьма веским и убедительным мнением Бонафэ, мы все же должны признаться, что и ныне продолжаем вращаться в области гипотез, ибо у нас нет прямых доказательств, что упоминаемые в старых французских инвентарях изделия из сен-поршерской глины тождественны с нашими загадочными фаянсами. Если результаты исследований о происхождении "сен-поршеров" не могут быть признаны вполне удовлетворительными, то изучение массы, служившей для изготовления этих редких изделий, а также самой техники их выделки, привело к выводам, вполне исчерпывающим эту часть вопроса.

Так, уже давно доказано, что эти предметы из белой глины, покрытой прозрачной свинцовой глазурью, придающей им характерный оттенок старой слоновой кости, не имеют ничего общего с итальянскими фаянсами и фаянсами Палисси, покрытыми оловянной глазурью. В период процветания мастерской Сен-Поршер, слово "faience" во Франции не вошло еще в употребление. Несмотря на все это, "поршеры" продолжают причисляться к категории фаянсов, между тем, как единственным точным обозначением является французский термин "poterier fines" - тонкий фаянс. Относительно техники установлено, что она представляет дальнейшее развитие инкрустации, применявшейся для орнаментации великолепных плит XIII века.

Гениальный мастер, изготовлявший "сен-поршеры", пользовался при этом деревянной или, скорее, металлической матрицей для вдавливания рисунка; получавшиеся, таким образом, углубления он заполнял окрашенной глиной красного, коричневого, зеленого, синего или желтого цветов.

По всей вероятности, изделия Сен-Поршера не предназначались для продажи. Все они отличаются маленькими размерами и, очевидно, не употреблялись в домашнем обиходе. Этим только и можно об'яснить тот факт, что, несмотря на их хрупкость, они дошли до нас в сравнительно большом количестве и, за немногими исключениями, в прекрасной сохранности. В настоящее время их насчитывают около ста штук. Границы времени изготовления "сен-поршеров" определяются приблизительно с 1525 года по 1565 год.

Творение их анонимного автора может быть разделено на три периода. К первому периоду принадлежат самые прекрасные и, вместе с тем, самые простые по формам предметы. Поверхность сосуда остается гладкой, рельефные украшения применяются редко, инкрустированный, одноцветный, обыкновенно темный орнамент расположен концентрическими поясами. Прототипом этого периода являются фляга и большая чаша на низкой ножке в собрании Эрмитажа. Оба предмета с гербами Лаваль-Монморанси. Ко второму периоду относятся предметы, представляющие как бы миниатюрные произведения архитектуры; украшениями служат колонки, пилястры, кариатиды, карнизы и проч. Желтый, красный и коричневый тона заменяют несколько строгую одноцветную раскраску первого периода.

В большом количестве встречаются солонки и подсвечники. Полное представление об этих изящных и своеобразных, не вполне соответствующих природным качествам глины керамических изделиях Сен-Поршера дает солонка в Шуваловском собрании в Петрограде. Такая же эрмитажная солонка несколько грубее - и по моделировке, и по раскраске. Третий период превосходит второй изобилием украшений. Художник окончательно отказывается от керамических форм и стремится подражать прекрасным, модным в то время изделиям золотых дел мастерства. Можно подумать, что он хочет соперничать с эмальерами Лиможа. Характерной особенностью этого периода является плетеный, ленточный орнамент, столь искусно использованный золотых дел мастерами, переплетчиками и граверами времен Генриха II. Лента мастера из Сен-Поршера - одноцветная или окаймленная более темной полосой - вьется на фоне арабесок, выведенных гибкой, легкой и уверенной рукой. К этому периоду принадлежат главным образом чаши, кувшины с ручками, в виде фигур сирен и сатиров и так называемые "поильники" (biberons). В Эрмитаже этот период представлен чашей на высокой ножке с сфинксами и масками.

Все попытки воспроизвести "сен-поршеры" надо признать неудачными - имитации Pull, Minton, Journeau, шведской фабрики Gustafsberg и друг, совершенно не передают хрупкой прелести оригиналов.