Глава V. Керамика Кютахьи XVIII - начала XIX века

В XVIII в. изготовление керамики в Изнике и Дамаске, пришедших к тому времени в упадок, почти прекращается и значение центра производства переходит к Кютахье - небольшому городу, расположенному к юго-востоку от Стамбула.

Имеются документальные данные, из которых явствует, что кютахийское производство существовало еще в XVII в. Одно из первых упоминаний о нем относится к 1608 г., когда вали (губернатор) Кютахьи получил от султанского двора в Стамбуле приказ, чтобы "мастера, которые изготовляют чаши в Кютахье", послали в Изник некоторые материалы, необходимые для срочного выполнения заказа на изразцы^*.

^* (A. Lane, Later Islamic Pottery, p. 63.)

Эвлия Челеби в своем описании города, который он посетил в 1669-1670 гг. отмечал: "В Кютахье - всего тридцать четыре ремесленных квартала, среди которых есть квартал гончаров-немусульман... Блюда и чаши, сосуды для питья, которые они изготовляют, употребляются не только в этом городе. Однако блюда Изника все же более знамениты"^*. По другим источникам известно, например, что в 1700 г. в городе Токате, на северо-западе Малой Азии, продавались кютахийские чаши, а в 1710 г. местные мастера получили из Стамбула заказ на изготовление девяти с половиной тысяч изразцов; из них - на тысячу больших и полторы тысячи малых с надписями^**.

^* (Ibid., p. 63.)

^** (K. Otto-Dorn, Das islamische Iznik. S. 148, 171, 194, 209.)

Все это говорит о том, что уже к началу века керамическое дело в Кютахье не было чем-то новым и, вероятно, носило более или менее развитый характер, хотя изделия XVII в. и ранее пока не выявлены.

Чаша. Кютахья. Вторая половина XVIII в.

В условиях общего сокращения производства изготовление изразцов в Кютахье не было ведущим. Их известно сравнительно немного, причем применялись они главным образом для декорировки христианских (армянских или греческих) культовых сооружений. Есть, например, сведения о том, что так облицованы стены некоторых армянских церквей в Иерусалиме^*. Использовались ли изразцы при строительстве зданий в других городах Османского государства, сейчас, пожалуй, трудно утверждать.

^* (A. Lane, Later Islamic Pottery, p. 64.)

Вообще же применение изразцов в Турции окончательно прекращается во второй половине XVIII в. Последними памятниками такого рода являются известный фонтан султана Ахмеда III, мечеть Джезри Касима-паши в Стамбуле, а также постройки в Кайсери, Кютахье, Анталье и Конье (мечеть Челик Мехмеда-паши)^*.

^* (E. Diez, O. Aslanapa, op. cit., p. 219, 220.)

Ведущее же место в керамическом производстве Кютахьи с самого начала заняло изготовление всевозможных предметов утвари, и именно они определяют характер одной из поздних групп турецкой керамики. Как правило, - небольших размеров, редко превышая 20-25 см в высоту или основу в диаметре, эти изделия отличаются известным разнообразием типов. Примеры крупных форм весьма редки: чаша из собрания Эрмитажа диаметром ок. 30 см, яйцевидный, с короткими горлом и ручкой кувшин (Музей западного и восточного искусства, Киев) и близкий к нему по форме и росписи кувшин из зарубежной коллекции^*. Полусферические на кольцевой ножке чаши и чашечки, кувшинчики, кофейники, маленькие тарелки и блюдца, вазочки, фляги и ароматники составляют далеко не полный перечень разновидностей. К ним следует добавить и ряд форм, сложившихся на местной основе - плоские или с небольшими углублениями в центре блюдца, колоколообразные, со слегка отогнутым краем чашечки, четырехугольные фляги и т. д. Помимо этих, самых распространенных, в рассматриваемой группе выделяются и другие варианты, нередко связанные с ними теми или иными деталями.

^* (Christie's Catalogue of an Important Collection of Islamic Pottery, p. 21, No 55.)

Кувшин. Кютахья. Вторая половина XVIII в

На выработку форм, возможно, оказали воздействие два фактора - образцы более ранние, изникские и ввоз европейских фаянсов. Один из типов кютахийских кувшинчиков - со сферическим туловом на кольцевой ножке, плавно переходящим в расширяющееся кверху горло, соединенное с туловом изогнутой ручкой, вероятнее всего восходит к изникским прототипам. На другой разновидности кувшинчиков - с приземистым, расширяющимся книзу туловом, коротким цилиндрическим горлом, прикрытым куполообразной крышечкой, сказалось воздействие художественных изделий из металла - бронзовых, медных, серебряных предметов утвари. Предполагается, что под тем же влиянием возник и другой распространенный вид сосудов - ароматники, имеющие сферическое тулово на кольцевой ножке, переходящее в удлиненное узкое горло. Известно много подобных сосудов того же времени, исполненных в бронзе, серебре и других материалах, и их связь с керамическими повторениями не вызывает сомнений.

Кувшинчики. Кютахья. XVIII в.

Нужно отметить сравнительно позднее происхождение этого типа сосудов вообще, поскольку в керамике Изника они, за редкими исключениями, не были распространены. Из всех известных и доступных для изучения собраний лишь в Музее мусульманского искусства в Каире удалось пока что обнаружить только один образец, но и тот вызывает некоторые сомнения в своем раннем (по сравнению с Кютахьей), изникском происхождении^*. Формы кютахийских ароматников и других изделий этой группы многократно варьировались в зависимости от фантазии и изобретательности мастеров.

^* (M. Mostafa, Islamische Keramik, S. 55, Taf. 85.)

Кувшинчик и блюдце. Кютахья. XVIII в.

Некоторые виды сосудов - небольшие сферические вазы с крышкой, кофейники, чайники и сливочники - обнаруживают сходство с европейскими фаянсами, главным образом Мейссена и Вены. Это не случайно, так как известно, что мейссенский фарфор закупался непосредственно в Германии. В 1732 г. турецкий торговец Манас Атанас закупил сразу несколько тысяч кофейных чашечек. Закупки продолжались до конца века и включали разнообразные изделия - чашечки, вазы, курильницы^*.

^* (W. B. Honey, op. cit., p. 626.)

Кувшины. Кютахья. Первая половина - середина XVIII в.

Помимо разнообразия типов и форм, кютахийская керамика несколько необычна по технике исполнения и цветовой гамме. Ее изготовляли из очень светлой глины с плотным, но тонким и хрупким черепком почти белого цвета, поэтому покрытие белым ангобом было необязательно. Изделия часто украшались рельефной резьбой в виде мелкой ромбоидальной сетки, отчетливо выделяющейся на стенках сосудов под прозрачной глазурью. Этот прием, по-видимому, не был известен мастерам Изника и Дамаска. Качество глазури почти всегда было весьма высоким, чего нельзя сказать о качестве красок. Роспись производилась красным ангобом, зеленой, синей, голубой, пурпурной и желтой красками, а черная или темно-коричневая употреблялась для контура. Не всегда удачные цветовые отношения (введение нового желтого тона) часто создавали в росписях впечатление пестроты, которое еще больше усиливала небрежность исполнения самого рисунка,- краски смешивались друг с другом или растекались, нарушая первоначальный замысел.

Кувшинчик и чашка. Кютахья. Середина XVIII в.

Сама орнаментация весьма своеобразна по характеру, хотя грубовата и иногда доходит до примитива. Ее составляют растительные мотивы: цветы, листья, стебли, а иногда кипарисы, изображения которых нанесены небрежно, казалось бы, просто неумелой рукой малоопытного художника и даже отдаленно не напоминают строгость и изящество изникских образцов. Элементы растительного орнамента часто перемежаются с геометризированными узорами - зигзагообразными или ломаными линиями, кружками, лишь подчеркивающими несовершенство рисунка. Некоторые детали оформления и их стиль присущи только описываемой группе. Таковы, например, небольшие тройные цветы в виде маленьких красных кружков на тонких черных стеблях или же стилизованные изображения кипарисов в виде узких заостренных овалов с отходящими от них короткими черными полосками с красными точками. На дне почти всех предметов с внутренней стороны как правило нанесен один или два тонких синих концентрических круга.

Определенное отражение в орнаменте Кютахьи получили и некоторые декоративные мотивы изникской керамики. Так, например, использовались не только сходные композиции, но и мелкие детали, вроде тюльпанов и гвоздик, зубчатых листьев и т. д. В ряде случаев встречаются волнистые полоски и три кружка, хотя они предстают сильно видоизмененными и упрощенными, по сравнению с прежней трактовкой^*.

^* (Блюдце VГ 886 из собрания Эрмитажа.)

Фляга. Кютахья. XVIII в.

Одной из характерных черт декорировки предметов явились сюжетные композиции, связанные с христианской символикой. Известны сосуды с изображениями святых - архангела Михаила, Сергия, Иоанна Крестителя, двенадцати апостолов, а также собственно армянских святых - Сахика Пертева, Месропа, Нерсеса, Григория и др.^* Любопытным образцом подобного рода располагает и собрание Эрмитажа. Это небольшая четырехгранная фляга, на широких сторонах которой в легком рельефе помещено полихромное изображение св. Георгия, сидящего на коне и поражающего копьем дракона^**. Возможно, что христианской тематикой в какой-то мере обусловлено вообще появление сюжетов с изображением человека. И в этом случае существовал, вероятно, определенный канонизированный прием, которого по традиции старались придерживаться художники-керамисты. Фигуры человека обычно помещались на тарелках или блюдцах. Борт обозначался двумя тонкими синими концентрическими кругами, а свободное пространство центра занимали фигуры людей, обрамленные справа и слева гирляндами цветов, тянущихся из ваз^***. Качество росписи, так же как на всей группе, очень низкое и предельная упрощенность рисунка особенно заметна. Угловатые, схематичные очертания развернутых в фас персонажей, еле намеченные черты лица, волосы, переданные лишь несколькими черточками, характеризуют эти росписи.

^* (A. Lane, Turkish Peasant Pottery from Chanak and Kutahia. "The Connoisseur", vol. X, 1939, p. 64.)

^** (VГ 858.)

^*** (Блюдца VГ 870, 787 из собрания Эрмитажа.)

Причина появления на кютахийской керамике христианских сюжетов и изображений человека может быть объяснена тем, что большинство мастеров-керамистов в Кютахье составляли армяне, издавна жившие в этом городе. Вероятно и Эвлия Челеби, подразумевал под гончарами-немусульманами, жившими в особом квартале, скорее всего армян-христиан. На национальный состав ремесленников-керамистов указывают и изображения армянских святых.

Вместе с тем, очевидно, прав К. Эрдман, заметивший в одной из своих последних работ, что описанные композиции следовало бы сопоставить с аналогичными изникскими. Тем самым обнаружилась бы еще одна линия преемственности кютахийских изделий от изникских^*.

^* (K. Erdmann, Neue Arbeiten, S. 218.)

Несмотря на невысокий в целом художественный уровень, керамика Кютахьи тем не менее продолжала изготовляться в течение XVIII и начала XIX в., без какой-либо заметной тенденции к сокращению производства, что было вызвано значительным внутренним спросом на все эти мелкие, относительно дешевые изделия. Но главная причина, вероятно, состоит в большом спросе, или, скорее, моде на них, возникшей к этому времени в странах Западной Европы. Необычность кютахийской керамики - главным образом экзотичность мелкого узора, пестрые сочетания красок - привлекала внимание, и образны "Севра Востока", как называли ее в Европе, охотно покупали.

Имеются сведения о том, что в 1715 г. французский коммерсант Поль Люка отослал во Францию "дюжину чашечек для кофе с блюдцами, одну (большую) чашу, два флакона (бутыли) для хранения розовой воды, две солонки, две чернильницы - все из фаянса Кутайи (Кютахьи. - Ю. М.)"^*.

^* (A. Lane, Later Islamic Pottery, p. 63.)

В этом сообщении, в частности, обращает внимание разнообразие типов изделий, представленных только в одной закупленной партии, где, кроме распространенных видов - чашечек и блюдец, ароматников, указаны и более редкие предметы - солонки и чернильницы.

Спрос на кютахийскую керамику вызывал у керамистов стремление приспосабливаться к вкусам европейских потребителей, что нашло свое отражение в имитации европейских форм и типов; тому способствовал и ввоз французских и немецких фаянсов в самую Турцию. Происходило, таким образом, любопытное явление: с одной стороны, местные изделия становились популярными в Европе, а с другой - европейские фаянсы оказывались модными в Турции, и влияли на кютахийское производство.

Европейское влияние сказалось, между прочим, во введении в практику клейм, или марок, которые начали ставить на изделиях. В отличие от Ирана или Египта, где марки на предметах утвари появились еще в ранние периоды, клейма в турецкой керамике были почти неизвестны, и на образцах XVI-XVII вв. встречаются очень редко^*.

^* (Истолкование рассмотренных в предыдущих разделах знаков на изразцах в качестве марок еще нуждается в дополнительном подтверждении. По А. Лейну, фактически известна пока одна марка для изникских изделий XVI в. См.: A. Lane, Later Islamic Pottery, p. 114, No 14.)

Введение клейм или марок было не просто отвлеченным стремлением следовать принятому в Европе обычаю, а имело целью имитировать какую-либо апробированную европейскую марку, которая могла бы быть своеобразным критерием качества^*. При этом, как показывают сами образцы, для имитации подбирались действительно широко известные европейские (иногда и китайские) марки керамических изделий, ввозившихся в Турцию в это время. В дальнейшем нанесение клейм получило некоторое распространение, о чем свидетельствуют сами предметы утвари.

^* (Аналогичное явление наблюдалось в иранской керамике в XVII-XVIII вв., когда изделия - блюда, чаши и т. д., предназначавшиеся для вывоза в Европу, имитировали китайский фарфор, высоко ценившийся в Европе.)

Марки представляют собой небольшие знаки различной формы и конфигурации, обычно нанесенные тонкими черными, реже синими линиями, или же точками и полосками красного ангоба под глазурью^*. Их можно разделить по крайней мере на три группы: марки, подражающие европейским или китайским; марки-знаки, выработавшиеся самостоятельно; марки-надписи, также местного происхождения.

^* (Исключением из общего правила является, по-видимому, марка в виде врезанной спирали под глазурью на чашечке VГ 847 из собрания Эрмитажа.)

Первые обычно воспроизводят известные клейма Мейссена, иногда - Севра. Чаще всего встречаются в тех или иных вариантах два скрещенных меча, которыми, как известно, систематически помечали мейссенский фарфор начиная с 1724-1725 гг.^* В турецком воспроизведении эти клейма приобретали очертания, далекие от оригинала, что объясняется непониманием мастерами Кютахьи смысла европейских марок. Так, на крышке и донце небольшой вазочки из собрания Эрмитажа скрещенные мечи превратились в подобие полупетли с двумя короткими поперечными черточками на концах^**. На крышке другого кувшинчика из того же собрания клеймо, изображающее ромб с несколькими черточками на острых концах, опять-таки копирует мейссенскую марку подобных же очертаний, которую ставили в 1725-1730 гг.^*** Однако и в данном случае манера изображения была неодинаковой. Если на кувшине из коллекции Эрмитажа марка передает общие контуры оригинала, то на фрагменте чашечки из раскопок в Софии она представляет скорее квадрат с заштрихованными уголками^****. С марками немецких фаянсов, а возможно, и французских (фабрики. Верней в Бордо, 1781-1787) следует связывать имеющиеся на некоторых образцах клеймо в виде двух соединенных вместе уголков, напоминающих латинскую букву W^*****.

^* (J. P. Cushion, W. B. Honey, Handbook of Pottery and Porcelain Marks, London, 1938, p. 158.)

^** (VГ 850. Быть может, это клеймо отчасти имитирует один из видов севрских марок, хотя это маловероятно.)

^*** (VГ 844.)

^**** (М. Станчева, Турски фаянс, стр. 143, № 74 Б.)

^***** (A. Lane, Later Islamic Pottery, p. 114, No 20, probably 21.)

На одном фрагменте из софийских раскопок имеется марка в виде симметрично расположенных четырех завитков, напоминающих такие же изображения, только единичные, на изделиях фабрики Самсона в Париже^*. Однако видеть на этом фрагменте воспроизведение указанной марки, быть может, нет оснований, так как известно, что фабрика специализировалась на изготовлении изделий, подражающих восточным, и не исключено, что там имитировались и собственно турецкие марки. Также неясно, воспроизводит ли клеймо в виде запятой, нанесенное красной краской на одной из чашечек, принадлежащих Эрмитажу, похожее по очертаниям клеймо марсельской фабрики^**. Разница здесь заключается лишь в технике исполнения, так как клеймо на чашечке наложено красным ангобом под прозрачной глазурью.

^* (Ibid., p. 114, 115.)

^** (VГ 845.)

Наиболее употребительной маркой кютахийских изделий была звездочка, нанесенная несколькими тонкими черными черточками. Из восемнадцати клейм на образцах в собрании Эрмитажа она зафиксирована в пяти случаях с некоторыми незначительными отклонениями в рисунке^*. Хотя клейма подобных очертаний встречаются весьма часто на европейских фаянсах (например, на изделиях французской фабрики Катона, 1749-1798), по-видимому, нет особых оснований считать турецкие варианты имитацией. Марки такого типа прежде всего примитивны по исполнению, поэтому любому европейскому или турецкому керамисту не составляло особого труда помечать свои произведения именно этими несколькими перекрещивающимися черточками.

^* (VГ 859, 905, 871, 843, 896.)

Кроме имитирования европейских марок, мастера Кютахьи использовали и китайские клейма, очевидно, в силу сложившейся традиции подражания образцам Дальнего Востока. В частности, зарегистрирована марка, изображающая маленький четырехугольник, заштрихованный крест-накрест тонкими черточками^*, иногда же очертания четырехугольника меняются почти до овала или фигуры неправильной формы, но также заштрихованной сплошь косыми линиями. По имеющимся сведениям, маркой в виде заштрихованного квадрата помечались китайские изделия в сине-белой гамме, изготовлявшиеся с 1720 по 1725 г.^** По мнению же У. Чефферса, заштрихованный квадрат не является какой-либо конкретной маркой определенного периода, а представляет нечитаемую печать, встречающуюся на изделиях разного времени^***. Возможно, что и нанесенные на некоторых образцах марки в виде четырехугольника с заштрихованными уголками также воспроизводят одну из китайских^****.

^* (Собрание Эрмитажа, VГ 855. М. Станчева, Турски фаянс, стр. 143, № 75 Б, 77 Б.)

^** (J. P. Cushion, W. B. Honey, op, cit., p. 183.)

^*** (W. Chaffers, Marks and Monograms on European and Oriental Pottery and Porcelains, London, 1912, p. 372.)

^**** (Чашечка из раскопок Сизова у станицы Раевской - "Материалы по археологии Кавказа", вып. II, 1889, стр. 96. Ср. знаки на китайских фарфоровых изделиях: Цзиндечжень Таоцзы шигань - Очерки по истории цзиндечженьского фарфора (на кит. яз.), Пекин, 1959, табл. 71.)

То же можно предположить и в отношении ромбовидной фигуры, повторяющей известную еще по образцам XV в. китайскую марку^*.

^* (J. A. Pope, Chinese Porcelains from the Ardebil Shrine, pl. 63, 65.)

Имитируя, по вполне понятным причинам, европейские и китайские клейма, мастера Кютахьи со временем выработали и свои собственные. К ним должны быть отнесены такие несложные по исполнению, как изображения спиралей, кружков, черточек и т. д.^* Более сложными являются некоторые другие разновидности, схематично изображающие ветку, цветок или розетку, тройные уголки, выполненные тонкими черными линиями и пятнами красного ангоба^**.

^* (Образцы иа собрания Эрмитажа, VГ 847, 848, 904, 872; A. Lane, Later Islamic Pottery, p. 114, No 18, 21; М. Станчева, Турски фаянс, стр. 143, № 76 Б, 78.)

^** (Образцы из собрания Эрмитажа, VГ 876, 844, 859, 896.)

Третью группу клейм составляют надписи, воспроизводящие, как правило, два слова

то есть "Сиваз" (или Сивас) и "Айваз". Эпиграфика надписей бывает различна, что указывает на исполнение их различными мастерами^*.

^* (A. Lane, Later Islamic Pottery, p. 114, No 15-17.)

По поводу дешифровки обоих слов существуют две точки зрения. Относительно первого Д. Фуке полагал, что под ним подразумевается название города, находящегося в северо-восточной части Малой Азии^*. Но в дальнейшем он не развивал свое предположение, считая фрагменты и со словом "Сивас" и со словом "Айваз" кютахийскими второй половины XVIII в.^** А. Лейн, касаясь вопроса об этих марках, фактически не разобрал его, ограничившись кратким замечанием: "Другая (наряду со скрещенными мечами. - Ю. М.) часто встречающаяся марка - слово Сиваз, написанное по-турецки; она не может рассматриваться как обозначение города и ее значение неизвестно"^***.

^* (D. Fouquet, Contribution a I'etude de la ceramique orientate, Le Caire, 1900, p. 84. По словам автора, эта надпись представлена на нескольких фрагментах кофейных чашечек.)

^** (D. Fouquet, op. cit., p. 86, pl. II (№ 73, 74), III (№ 90-95).)

^*** (A. Lane, Later Islamic Pottery, p. 65.)

В другом месте, описывая марки Кютахьи, А. Лейн повторяет их чтение как "Сиваз" и "Айваз", а встречающиеся в написании слов ошибки объясняет тем, что они выполнялись армянскими мастерами, не знавшими турецкого языка^*.

^* (Ibid., p. 115, Nos 15, 16.)

И Д. Фуке и А. Лейн, вероятно, правы, отвергая обозначение "Сиваз" как название города потому, что в том глухом уголке Малой Азии, где расположен небольшой город с таким названием, по-видимому, никогда не производились керамические изделия; во всяком случае, об этом нет упоминаний. Кроме того, опубликованные Д. Фуке фрагменты керамики с маркой "Сиваз" неотъемлемы по всем своим данным от остальных кютахийских изделий обычного типа, и поэтому их происхождение не вызывает сомнений. Что же представляют собой в таком случае оба слова? Не следует ли первое из них истолковывать опять-таки как подражание? Описывая другие марки на восточной керамике, тот же Д. Фуке отмечал и клеймо с именем

(ас-Сиваз аш-Шами), принадлежавшее сирийскому мастеру, современнику знаменитого Гайби^*. Возможно, что мастера Кютахьи использовали первую часть надписи. Второе слово - "Айваз" является армянским именем, принадлежавшим, очевидно, одному из мастеров. К рассматриваемой группе следовало бы относить и воспроизведенные в работе К. Николеску фрагменты из раскопок в Яссах^**. Имеющиеся на них знаки, верно понятые автором как марки мастеров, в то же время вряд ли представляют, как предполагает К. Николеску, арабские буквы. Очертания знака лишь на одном фрагменте отдаленно напоминают сочетание

Другие же, в виде нескольких клиньев или петель, по происхождению входят в обычный репертуар часто повторяющихся на керамической утвари кютахийских марок-знаков.

^* (D. Fouquet, op. cit., p. 55.)

^** (C. Nicolescu, Ceramica otomana, p. 296, fig. 7.)

Марки и знаки на керамике Кютахьи. XVIII в.

Вопрос о смысле марок на керамике Кютахьи представляет некоторый интерес. Если скрещенные мечи (даже в турецкой имитации) являются прямым подражанием европейскому клейму, то надписи "Сиваз" и "Айваз" предстгвляют марки мастеров или мастерских. Что же касается марок-знаков они очевидно, не были поняты в Кютахье в их европейском значении, то есть удостоверяющими авторство того или иного керамиста в изготовлении предмета. Так, на одном из кувшинчиков в собрании Эрмитажа марка в виде схематично изображенного синего цветка на коротком стебле помещена не на дне сосуда, снаружи, как должно было бы быть, а на горле внутри. Очевидно, мастер вряд ли понимал назначение марок и их обычное расположение^*. Еще более характерным примером могут служить вазочка с крышкой и кувшинчик с крышкой из того же собрания. На вазочке знак, имитирующий скрещенные мечи, нанесен и на дне сосуда и на крышке изнутри, хотя в таком дублировании не было необходимости^**. На кувшинчике рукой одного и того же мастера на донце нанесена марка в виде стилизованной тонкой ветки, а на крышке изнутри - имитация мейссенского ромба с черточками на концах^***, что также не согласуется с практикой нанесения марок.

^* (VГ 876.)

^** (VГ 850.)

^*** (VГ 844/)

Значение марок на керамике Кютахьи состоит в том, что они отчасти облегчают атрибуцию изделий, а воспроизводя известные европейские клейма, в какой-то мере служат и датирующим моментом.

В вопросе о хронологии кютахийской керамики до сих пор отсутствует ясность. Большинство исследователей, писавших о керамике Кютахьи, относят ее к XVIII в. вообще, не отмечая какой-либо разницы в образцах начала или конца столетия. А. Лейн по ходу исследования датирует серию кофейных чашечек традиционного кютахийского типа концом века^*. Но среди изделий, изготовлявшихся в одном и том же центре на протяжении столетия, должна была бы появиться разница и в формах, и в характере узора. Выше уже отмечалось, что формы испытали некоторое влияние поздних изникских образцов. Следовательно, тип таких кувшинчиков, подражающих изникским, логичнее было бы датировать началом XVIII в., а не более поздним временем; разновидности вазочек или других кувшинов, сходных с европейскими изделиями, правильнее относить к середине - второй половине века. Если обратиться к орнаментике, то пережитки старых приемов и мотивов, которые прослеживаются на многих образцах, скорее всего должны были давать о себе знать в начале века, чем в конце его. Детальный анализ характера декоративного убранства предмета, его формы и отчасти колорита в дальнейшем даст возможность точнее определить время изготовления кютахийских изделий.

^* (A. Lane, Later Islamic Pottery, p. 115.)

Уже говорилось о том, что под влиянием спроса на европейские изделия и ввоза их в Турцию керамика Кютахьи испытала воздействие Европы, но оно не оказалось настолько сильным, чтобы привести к заметным изменениям в общем облике этой группы. Соотношение между изделиями, сохранявшими старые традиции и наделенными новыми, "импортированными", элементами все же было не в пользу последних. В том сложном и многообразном процессе взаимодействия старых и новых принципов, который был характерен не только для керамики Кютахьи этого периода, но для всего турецкого искусства, местные традиции оказывались более устойчивыми и прочными.

Спрос на кютахийскую керамику в Европе обусловил основное направление ее вывоза. Однако сфера распространения этих изделий была, вероятно, не менее обширной, чем сфера вывоза изделий Изника предшествующего периода.

Изучение соответствующих документальных данных раскрыло бы многие заслуживающие внимания факты об импорте кютахийской керамики в ту или иную страну, о количественном выражении этого импорта и т. д. Но не меньшее значение имеют и археологические материалы, позволяющие точно судить о месте, вернее пункте назначения импорта, и о характере вывозившихся вещей.

Скорее всего районами их вывоза, кроме Европы, должны были стать области бывшей Османской империи. И действительно, материалы раскопок это подтверждают массой фрагментов маленьких кофейных чашечек - наиболее распространенного вида кютахийской продукции.

Судя по изданным Д. Фуке многочисленным фрагментам, вывоз осуществлялся в Сирию и Египет^*. В неменьшем количестве эта посуда попадала в Крым, о чем говорят как документальные данные, так и вещественные памятники. Еще французский путешественник Шарль де Пейсоннель, посетивший Крым в 1755 г., отмечал значительный экспорт ее в Крым, а также в области Средиземноморья^**.

^* (D. Fouquet, op. cit., p. 84-86.)

^** (A. Lane, Later Islamic Pottery, p. 63.)

Пока еще трудно установить, когда были сделаны первые находки такой керамики на территории Крыма. Они, вероятно, связаны с началом его планомерного археологического изучения. Иные интересы археологов и их

внимание к древнейшим периодам и соответственно - к древнейшим слоям при раскопках, не способствовали сбору фрагментов поздних изделий, располагавшихся в верхних слоях. В случаях, когда эти фрагменты все же привлекали внимание, сборы давали интересные результаты, позволяющие существенно дополнить характеристику рассматриваемой группы.

Среди материалов мангупских раскопок Р. Х. Лепера было 12 фрагментов кютахийских чашечек (преимущественно части стенок и донца и лишь одна почти целая)^*. Интересно отметить, что в росписи одного из фрагментов, более чем на других, заметны следы старого изникского стиля в изображении растительных мотивов.

^* (Отчет Императорской Археологической комиссии за 1913-1915 гг. Пг., 1915, стр. 82, 84, табл. 130. Среди обнаруженной керамики находились и две полусферические чаши, но, по-видимому, не турецкого происхождения. Местонахождение найденных фрагментов в настоящее время неизвестно.)

Фрагменты подобных же чашечек были обнаружены и позднее, в ходе мангупских раскопок 1938 г.^* Наконец, в последние годы археологические исследования Инкермана, Мангупа и Чуфут-Кале, проводившиеся Е. В. Веймарном, вновь дали большой подъемный материал и среди находок - кютахийскую продукцию, тем самым полностью подтвердив относительно широкие масштабы ее вывоза в Крым^**.

^* (М. А. Тиханова, ук. соч., стр. 346, 347, табл. 10, 11.)

^** (Среди нового мангупского материала обнаружено много фрагментов или почти целых чашечек. Многие из них по стилю росписи (несколько китаизированному) и колориту - синяя роспись по белому фону - близки чашечке, найденной в Стамбуле, при раскопках на Ипподроме. Ср.: Preliminary Report, ill. 55, 56.)

Аналогичный вывод следует и в отношении стран Балканского полуострова. Во время упоминавшихся софийских и ясских раскопок, наряду с ранними вещами, были открыты довольно многочисленные фрагменты кютахийской керамики^*. Их дополняют находки, сделанные в ходе археологических работ 1961 г. на территории бывшей крепости в городе Свищове^**. Серию небольших фрагментов составляют обломки стенок и донца наиболее распространенного вида посуды - маленьких кофейных чашечек. Все они покрыты традиционным мелким узором, а на некоторых - традиционные для Кютахьи медальоны с зубчатыми краями. Они же фигурируют на фрагментированном блюдце из тех же раскопок^***.

^* (М. Станчева, Турски фаянс, стр. 131, 132, табл. IX, XIV (82); С. Nicolescu, Ceramica otomana, p. 296, fig. 7.)

^** ( В. Вълов, Разкопкч на Калето в г р. Свищов, "Археология", Орган на Археологическия институт и музей при Българската академия на науките, год IV, кн. 4, 1962, стр. 7-15.)

^*** (Ibid., обр. 11, 12.)

Оценивая керамику Кютахьи, нужно отметить, что, несмотря на более низкий художественный уровень, она представляет интерес с точки зрения общего развития турецкой керамики как один из поздних ее этапов. Соединение на многочисленных образцах старых художественных приемов и новых, европеизированных, элементов позволяет проследить переход от старого к новому и в этом виде турецкого искусства. Наконец, весьма широкие масштабы вывоза говорят об относительно развитом характере производства, а сюжеты, связанные с христианской символикой, и изображения человека - о том, что важную роль в производстве играли армянские и, возможно, греческие мастера.