"Ко стеклу весь свой труд приложу"

В Петербурге, на Васильевском острове, недалеко от берега Невы, в небольшом одноэтажном домике размещалась лаборатория Михаила Васильевича Ломоносова.

Дымя, горели печи. На простых столах - весы, ступки для растирания и смешивания красителей, в ящиках - полученные образцы разноцветных стекол. На видном месте - лабораторный журнал, где Михаил Васильевич записывал вес употребленного песка, количество добавленной соды, название окрашивающего минерала, а затем точно указывал результат проведенного опыта. Так, с утра, еще при свечах и отсветах огня горящих печей, Ломоносов начинал свою работу. Он экспериментировал, изобретал, возрождал сложное искусство мозаики и цветного стекла. Не зная секретов старых мастеров, он шел своим путем.

Спустя семь веков после постройки Киевской Софии Ломоносов стремился заново воссоздать то, чем гордилась когда-то Русь. Ведь сведений, идущих от отцов и дедов, не сохранилось; за время татарского ига многое было совершенно забыто.

Около четырех тысяч опытов произвел ученый самостоятельно, без помощников: добиться в Академии в то время "лаборатора" Ломоносов не мог. Никто не понимал его методов исследования и того, что здесь, в лаборатории, впервые в России разрешались вопросы стеклоделия как науки. "Ко стеклу весь свой труд приложу", - писал Ломоносов в своем стихотворении "Письмо о пользе стекла".

По-летнему пригревало солнце, подсушив лесную болотистую дорогу, идущую недалеко от берега Финского залива. Поскрипывали колеса. В коляске сидел грузный, уже не молодой человек. Это был Ломоносов. Он проезжал здесь не в первый раз. Сейчас за поворотом появятся постройки Ораниенбаума, летней царской резиденции. В пути многие узнавали его, ученого и владельца Усть-Рудицкой фабрики, куда он и держал путь. Вспоминались Ломоносову хлопоты, связанные со строительством фабрики¹, обращение к императрице Елизавете, в котором он писал: "Желаю я, к пользе и славе Российской империи завести фабрику делания изобретенных мною разноцветных стекол и из них бисеру, пронизок, и стеклярусу и всяких других галантерейных вещей и уборов, чего еще поныне в России не делают, но привозят из-за моря великое количество ценою на многие тысячи". Вместе с прошением Елизавете Петровне была преподнесена первая мозаичная работа - икона богоматери. Это было в 1752 году. После длительных хлопот отвели землю и "пожаловали" двести двадцать шесть крестьян для обучения. Край был глухой. Куда ни глянешь, везде леса да болота, а среди них, как островки, разбросаны удобные земли.

¹ (Фабрика основана в 1753 году)

Рис. 44. Ковер, шитый бисером

Сколько раз у себя в лаборатории на Васильевском острове Михаил Васильевич обдумывал устройство фабрики. Он решил создать впервые в стране "вододействующее" стекольное производство с механизмами, которые приводились бы в действие водой. Ученый сам выбрал для нее место там, где быстрая речка Рудица сливалась со спокойной Ковашей. Плотину сложили из больших крепких корзин, набитых глиной и камнями. Быстрые воды Рудицы вертели колеса трех мельниц. Одна пилила бревна на доски, вторая молола зерно на муку для хлеба фабричным людям, третья, особенно важная для фабрики, была новшеством, придуманным Ломоносовым. Колесо заставляло работать машины, изобретенные ученым. Они мололи, толкли, мешали материалы, нужные для изготовления стекла, а одна шлифовала поверхность смальты.

Я зрю, здесь в радости довольствий общий вид, 
Где Рудица, вьючись сквозь каменья, журчит, 
Где действует вода, где действует и пламень, 
Чтобы составить мне, или превысить камень 
Для сохранения геройских, славных дел, 
Что долг к Отечеству изобразить велел.

Коляска, за которой бежали мальчишки, издали завидевшие Ломоносова, подъехала к двухэтажному строению - "дому для приезду".

С двух сторон разместились бревенчатые постройки: лаборатория с печами для варки смальты, бисера, стекляруса и стеклянной посуды, мастерские мозаичистов и граверов по стеклу, кузница, конюшни, кладовые для материалов и готовых изделий.

За фабрикой на берегу Рудицы раскинулись пашни. Ближе к лесу стояли небольшие домики фабричных людей. Дальше сплошной стеной высился лес, где старые могучие сосны и ели перемежались с молодой порослью. Деревья рубили на топливо и пережигали на золу, из которой делали поташ, нужный для стекловарения. Верстах в семи, недалеко от деревни Шишкино, находился нужный для варки стекла песок, славившийся своей чистотой и отсутствием примесей.

Михаила Васильевича ждали. Все, кто мог отойти от печей, выбежали его встречать. Выйдя из коляски и разминая затекшие ноги, Ломоносов с приветливой улыбкой направился к стоявшим впереди своим ближайшим помощникам Матвею Васильеву и Ефиму Мельникову.

Оба, как и сам Михаил Васильевич, были незнатного рода: Мельников - сын мастерового, Васильев - сын матроса. Попали к Ломоносову учениками из рисовальной палаты Академии наук, когда им не было и двадцати лет. На Усть-Рудицкой фабрике - они уже опытные художники-мозаичисты, самостоятельно набравшие к тому времени портрет Петра I и изображение апостола Петра по "римскому примеру".

Здесь же толпились крепостные крестьяне - жители соседних деревень, пожалованных императрицей Ломоносову. У некоторых за кушаками торчали топоры: они валили лес и работали углежогами. Многих крестьян Ломоносов знал в лицо.

- Вначале пройду в лабораторию, - сказал Михаил Васильевич, обращаясь к Михайле Филиппову, лучшему бисернику фабрики.

- Пойди посмотри, чем дальше, тем лучше бисер получается - говорил Филиппов.

Беседуя, они вошли в помещение, где стояли печи и варилась смальта. Но сегодня Ломоносова особенно интересовали бисер и стеклярус, уже запроданные в Петербург и Москву. Раньше их делали в Чехии и Венеции. Для России это было новое производство и до всего приходилось доходить самим.

Мастер и помощник постепенно растягивали стеклянные заготовки, которые превращались в трубочки. Когда они остывали, подросток, обученный Ломоносовым, раскалывал их. Работа требовала большой ловкости и сноровки. Он брал пучок трубочек, клал его на резец, затем молниеносно почти неуловимым движением ударял по резцу - и ровно отбитые кусочки падали в ящик. Михаил Васильевич залюбовался работой мальчика, подошел и стал рассматривать стеклярус, пересыпая его из одной руки в другую. Казалось, не стекло, а капли вишневого сока искрились в ладонях. Рядом лежал стеклярус, переливающийся, как перламутр или плотный блестящий атлас. Этот блеск получали, сильно взбалтывая в горшке стеклянную массу - в стекло попадал воздух и образовывал множество пузырьков, которые прихотливо преломляли свет.

Мастер-бисерник Андрей Никитин только что отошел от специальной печи, держа в руках медную раскаленную сковороду. Слегка встряхивая ее, он обкатывал, "круглил" кусочки трубочек - получался бисер¹.

¹ (В XIX веке бисер стали круглить в железных барабанах)

Так в бисере стекло подобяся жемчугу, 
Любимо по всему земному ходит кругу, 
Им красится наряд в полуночных степях, 
Им красится арап на южных берегах, -

промелькнули в памяти Ломоносова стихотворные строки, посвященные его любимому детищу - стеклу.

Было далеко за полночь. В железном светце, стоявшем в корыте с водой, горели длинные тонкие лучинки. Догорая, они потрескивали, и в воду падали угольки: приходилось вставлять новые. Ненадолго становилось светлее, слегка пахло дымом. Крепостные вышивальщицы торопились выполнить заданную им работу.

Новой и необычной она была - вышивали настенный ковер, но не шерстью или шелком, а разноцветным бисером, стеклярусом, пронизками. И узор на ковре необычный! Крепостной художник нарисовал на холсте не "травные" узоры, цветы или диковинных птиц, а вид помещичьей усадьбы.

В глубине двора, обнесенного забором, барский дом с колоннами. За ним разбит парк с деревьями, подстриженными по моде того времени, прудами, беседками и статуями. Среди полей петляет проселочная дорога, идущая к усадьбе. По сторонам дороги крестьянские избы, а ближе к усадьбе барские скотные дворы, птичник. Стадо возвращается домой. Женщина с серпом идет с поля. Девушка с ведрами на коромысле спускается к пруду. Старик ловит рыбу.

Руки мастериц быстро и ловко набирают на нитки разноцветный бисер. Он подбирался по тончайшим оттенкам: нежно переливалась зелень, ярко цвели в лесу цветы. На холст ложились как будто мазки красок.

Ты убей, убей, калена стрела 
Лебедь белую на взлете, 
Гуся серого на озере, -

пели девичьи голоса.

- Лебедь я перламутровым стеклом сделаю, и пойдет она по саду.

- А я из самого мелкого черного бисера, что на зернышки мака похож, индюка в траву пущу - это, вроде, наш гордый барин ходить будет.

Так, смеясь и перебивая друг друга, говорили мастерицы.

- Давайте побольше своих людей нашьем, - предложила черноглазая певунья, - и к заданному рисунку добавили от себя жницу с серпом, крестьянина с сохой, девушку с ведрами и человека, который под уздцы ведет запряженную лошадь.

Рис. 45. М. В. Ломоносов. Портрет Петра I

Вода в пруде заблестела, по всему ковру на темно-зеленом фоне мастерицы разбросали красные, синие, желтые, бирюзовые бусины. Он стал нарядным, ярким, подлинным произведением искусства.

По набережной реки Мойки, свернув с Невского, шел высокий молодой человек. Это был Федот Шубной¹. Он шел к своему земляку профессору Михаилу Васильевичу Ломоносову, которому здесь принадлежал двухэтажный дом. По бокам стояли небольшие флигеля, замыкавшие усадьбу. В одном жили мозаичисты, в другом помещалась мастерская. В этот дом на Мойке часто приходили земляки-поморы, кто с просьбой, а кто и с северным гостинцем: сушеной морошкой, соленой семгой, замороженной селедкой.

¹ (Впоследствии прославленный скульптор Федот Шубин)

Несколько лет назад, идя первый раз этой самой дорогой, Федот волновался. Когда-то его отец Иван Шубной обучал Ломоносова грамоте. Теперь Михаил Васильевич важный человек и большой ученый, и, войдя в дом, Федот смущенно мял шапку в руках.

- Я Федот Шубной, Ивана Шубного сын...

Ломоносов, не дав договорить, обнял его и расцеловал. От радушного приема прошла застенчивость и робость. Долго шел разговор. Федот показывал вырезанные из кости кресты, ножи, украшенные резьбой.

- Отменная работа, - хвалил Ломоносов юного резчика по кости и перламутру, пришедшего в Петербург учиться, как когда-то он сам. Михаил Васильевич помог Шубному поступить в Академию художеств. Сегодня Федот шел смотреть набор новой мозаики "Полтавская баталия", предназначенной для Петропавловского собора, который восстанавливался после пожара от удара молнии¹. Личность Петра всегда привлекала Ломоносова. Ученый преклонялся перед ним, говоря: "Везде Петра Великого вижу в поте, в пыли, в дыму, в пламени".

¹ (Мозаика "Полтавская баталия" находится в настоящее время в здании Академии наук в Ленинграде)

Ломоносов и Шубной направились в мастерскую. Помещение было большое, двусветное. Вдоль стен стояли эскизы будущей картины, портреты Петра и его сподвижников.

Середину мастерской занимал деревянный станок, придуманный Михаилом Васильевичем. Его можно было поднимать, опускать, поворачивать, как было удобнее для набора, который производился на огромной медной "сковороде" в несколько тонн весом, специально заказанной Ломоносовым. Сама мозаика была задумана очень большой - в ширину девять аршин, в высоту - шесть1. Матвей Васильев и Ефим Мельников, переведенные с Усть-Рудицкой фабрики, вели набор и обучали начинающих мозаичистов. Многое уже было готово: Петр Великий на коне, а за ним - Шереметев, Меншиков, Голицын.

¹ (Аршин равен 71 см. Размер мозанки, примерно, 6,5×4 м)

Мозаики делались с портретов, написанных еще при жизни Петра и его современников, и отличались удивительным сходством.

В ящиках стояла смальта разных цветов и оттенков, недавно привезенная с Усть-Рудицкой фабрики. Одновременно у станка работало восемьдесят человек, делая набор из четырех- и треугольных крупных смальт. Вблизи это были контрастные пятна, издали цвета сливались и изображение получалось яркое, красочное, фигуры казались объемными.

- Посмотри, Михаил Васильевич, как набираем лицо Петра Великого, - сказал, вытирая руки о фартук, Матвей Васильев. - Я вспоминаю тот его мозаичный портрет, который ты сам делал. В нем сразу видишь, что это был за человек: сумел ты показать силу его характера¹. А вот я, сколько ни тружусь над лицом царя в Полтавской баталии, не могу достичь той жизни и правды, как у тебя получились. По многу раз я по твоему рисунку, по твоим краскам перекладываю смальту.

¹ (Мозаичный портрет Петра I работы М. В. Ломоносова находится в Эрмитаже)

- Не все сразу получается, Матвей, - успокаивал Ломоносов. - Ведь лицо - самое трудное дело, надо чтобы сходство получилось. Не зря тебе, искусному мастеру, поручено. Это не фон, не траву набирать. Ломоносов подвел Шубного поближе к мозаичному набору.

- Хотелось мне показать поединок русского народа со шведами. Вглядись-ка, Федот, вот в этих двух солдат: шведский опрокинут наземь, а русский гренадер над ним штык занес. Вот тут, на свободном месте, будет Карл XII. Бой еще идет, но на чьей стороне победа, уже ясно.

Рис. 46. М. В. Ломоносов. Мозаика 'Полтавская баталия'

- А вот там, вдали, в клубах дыма, что? - спросил Федот.

- Там Полтава виднеется.

Оживившись, Ломоносов стал рассказывать о своих замыслах.

- Над полем боя нависли темные клубы дыма, а вдалеке голубое небо проступит и кое-где трава зазеленеет. Краски будут радостные, светлые и напомнят о мирной жизни, которую война прервала. Да, чуть не забыл, - спохватился Ломоносов. - Скажи всем, Матвей: если картина будет готова к дню празднования победы под Полтавой, я выдам сверх жалования квадратные деньги¹. Смотри, вот здесь примерные расценки. - И Ломоносов вынул из кармана документ: воздух, дым, крупные места на платье, на лошадях, где мало перемен в тени и свете - 50 копеек. У платья, где фалды, обшлага, пуговицы, шляпы, лошадиные головы, хвосты, седла - 1 рубль. Крупное ружье, знамена - 2 рубля. Голова, руки и волосы простые - 3 рубля. Лагерь, Полтава, дерево - 4 рубля. Мелкие фигуры, полки - 5 рублей. Лицо самой главной особы особливо по рассмотрению". Ну, а теперь пойдем, Федот, помоги мне, что-то ноги разболелись. Вот ты и увидел мои мозаики со знаменитой Полтавской баталией.

¹ (Расценки за квадратный фут мозаичного набора)

- Такой большой мозаики и со столь многими фигурами ни разу не бывало еще на Руси, - с восхищением подумал Шубной.